"Мария Арбатова. Мне 40 лет " - читать интересную книгу автора

Молдавии, и где мама пошла в первый класс. Дед в Тирасполе проработал год,
организовал несколько колхозов. На него было покушение, в него стреляли, но,
слава богу, обошлось.
Потом деда послали в Харьков в аспирантуру, и маме пришлось учиться во
втором классе в украинской школе. Шел тридцатый год, начинался голод. Ходили
на вокзал и ели в столовой бурду, но для маленькой мамы эти походы были
целыми путешествиями. На вокзале она видела жизнь без прикрас. Через год
деда перевели в Москву в аспирантуру, и пришлось вернуться на Арбат, в
Плотников переулок.
Но семья столь разрослась в четырехкомнатной квартире, что в такой
тесноте жить уже не могли. И мой прадед Айзенштадт поменял две комнаты в
Плотниковом переулке на одну большую комнату в 52 метра с эркером в том
самом доме на углу Арбата и Староконюшенного. В бывшей зале для приемов Лики
Мизиновой оказались три семьи. Мои прадед Иосиф Айзенштадт и прабабка Мария
Айзенштадт. Мои дед Илья и бабушка Ханна с маленькими дядей и мамой. Но пока
последние были в разъездах, пустили прадедова брата из Белоруссии с женой и
дочкой. Думали, чуть-чуть поживут, но брат прадеда внезапно умер, и жену с
дочкой оставили навсегда.
Русская сказка "теремок" была в еврейской семье дежурным сюжетом.
Впрочем, если б не пустили, немцы уничтожили бы этих родственников в войну -
как остальных, оставшихся в Белоруссии. Три семьи разгородили залу для
приемов шкафами - маминой семье досталась самая неосвещенная часть, шелковый
абажур горел целый день, из-за чего она рано надела очки.
Мои прабабушка Мария и прадедушка Иосиф меньше всего напоминали
библейскую пару, и жили в комнате с эркером в жанре мелодрамы. Прадедушка
Иосиф шлялся ночами по любовницам до старости лет, а прабабушка Мария ждала
его для упреков до утра. Утром прадедушка являлся виноватый и ложился спать,
а детям из-за этого не разрешали шуметь. Когда прадедушка просыпался, к нему
ломились друзья, отчего прабабушка неистовствовала не меньше. Освободившись
от светской жизни, прадедушка играл и озорничал с внуками.
Учебный год мамы был разбит переездами, пришлось снова идти во второй
класс 9-й школы, бывшей Медведевской гимназии на Староконюшенном. Она
училась в одном потоке с моим другом драматургом Вадимом Коростылевым,
написавшим бессмертную песню про то, что "хорошее настроение не покинет
больше нас", и покинувшего нас недавно.
Когда взрывали храм Христа Спасителя, мама была среди арбатских детей,
ходивших смотреть. У нее был такой стресс, что непонятно каким образом она
подставила руку под непонятно откуда взявшийся работающий вентилятор. Шрам
на руке остался до сих пор. У меня с этим местом тоже не было особой любви -
меня насильно возили в бассейн "Москва" из оздоровительных соображений.
Чтобы проникнуть из душа на улицу, необходимо было поднырнуть под стеклянную
загородку. Я смертельно боялась этого, тренерша на меня орала. Я набирала
воздуха в легкие, зажимала нос рукой и, естественно, ударялась о перегородку
головой, почти теряя сознание и захлебываясь.
В удачные дни до прихода тренерши удавалось пробежать расстояние по
улице. Понятно, что после пробежки по снегу я заболевала ангиной и, лежа две
недели с высокой температурой, радостно отдыхала от оздоровительного
плавания.
После аспирантуры дед Илья стал заместителем директора по науке на
опытной станции в Детском Селе под Ленинградом, и в пятый класс мама опять