"Мария Арбатова. Мне 40 лет " - читать интересную книгу автора

потеряла пиетет к запрещенной литературе.
Несмотря на то, что мама не работала и не перетруждалась по хозяйству,
она все время меня куда-то засовывала - то на продленку, то в городской
пионерский лагерь. Я и так плохо ела, а там кормили какой-нибудь холодной
сосиской, слипшейся кашей и молоком с пенками. Я была совершенно
дистрофичным ребенком, весила меньше всех в классе. На фоне вальяжной
роскошной мамы, набравшей, выйдя замуж, килограмм двадцать, я выглядела
весьма не товарно и чувствовала это.
Насколько мой отец был героем своего времени, настолько моя мама была
его жертвой. Она самозабвенно назначала всех виноватыми за свою неудавшуюся
жизнь. Виноват был Муром, в который она поехала по собственной воле, бросив
уже написанную, но еще не защищенную диссертацию; виновата была я, - что
заболела полиомиелитом, не дав ей устроиться на хорошую работу; виноват был
отец, - что начал пить, хотя в ее обществе пьянство было самой безобидной
формой психологической защиты; после смерти отца виновата была советская
власть, - что платила маленькую пенсию на детей, намекая, что хорошо бы маме
и самой учиться зарабатывать, и т. д.

Глава 2. МАМА

Моя мама, Цивья Ильинична Айзенштадт, родилась в семье студентов
Тимирязевской академии через год после своего брата. Тимирязевку она считает
судьбоносным местом жизни - там познакомились родители, там была зачата, там
родилась, там закончила Ветеринарный институт после эвакуации, там встретила
моего отца.
Мамино детство прошло на колесах. Когда ее отец, мой дед Илья, закончил
Тимирязевскую академию и был послан завучем в еврейский сельскохозяйственный
техникум между Херсоном и Николаевом, маме было четыре года. Семья уехала с
Арбата. Шел 1926 год. Сад был завален фруктами, рядом с домом стояла
сыроварня. За продуктами раз в две недели на арбе (арба - Арбат) жены
преподавателей ездили в поселок Новополтавка. Мамина мама, моя бабушка
Ханна, не работала, но, несмотря на демократические декларации, в семье при
этом была домработница.
Через год деда послали в Кизляр организовывать переселение горцев на
землю. Таты - горские евреи - были люди дикие и горячие, они убили прежнего
агронома. Горцы приходили к деду по всем вопросам, возбужденные, крикливые с
кинжалами за поясами. У маленькой мамы кинжалы вызывали дикий страх, поэтому
она отбирала их прямо у порога, и гости, смеясь, не перечили девочке.
Горцы называли дедушку брат Илья, а бабушку - сестра Анна. Когда они
заходили, их сажали за стол и бежали к хозяину за четвертью вина. Остаток
вина дед выплескивал за окошко. Во-первых, он не пил даже сухого, во-вторых,
вино делалось на его глазах: горцы топтали виноград в лоханке грязными
босыми ногами. Летом шли такие ливни, что было невозможно выйти на улицу, и
специальные люди, громко крича, разносили по домам лаваш и виноград. На день
семья покупала пудовую корзину винограда, и еле хватало. Был момент, когда
горцы голодали, и дед куда-то ездил и добился для них вагона муки.
Потом деда отправили в Молдавию на организацию еврейских колхозов.
Сначала жили в Балте, столице Молдавии того времени. Летом снимали дачу в
роскошном саду и обеды брали домой у француженки. Вкус тех обедов мама
помнит до сих пор. Переехали в Тирасполь, когда туда перенесли столицу