"Луи Арагон. Слепой (рассказ)" - читать интересную книгу автора

фотография М., маленькая и прелестная. Я подобрал ее и положил все между
двумя створками бумажника, вместе с банкнотами. Все вперемешку. Ничего не
поделаешь.
Когда я свернул на улицу Гренель, до почты еще надо было идти и идти...
Из головы у меня не выходили проклятые купоны.
Я уже не в силах был вспомнить, куда я их в конце концов запихнул. В
руке я держал два письма. Ах да, в бумажник, ну конечно в бумажник. Я
вытащил его, чтобы проверить. Там были деньги; я уронил тысячу
франков-разумеется, старых-и подобрал их с земли. Пересчитал и сложил
банкноты. Купоны я класть в бумажник уже не стал. Зажал их в руке вместе с
письмами. Бумажник-он меня чуть ли не в голос просил, чтобы я положил его
во внутренний карман пиджака... Так со мною всю жизнь: нужные бумаги я сую
между подкладкой пиджака и жилетом, марки теряю, в мелкой монете путаюсь,
письма отправлять забываю-такой уж у меня характер. Я сразу же забываю,
что делаю, потому что мысли у меня витают где-то очень далеко.
Я видел, как вот уже несколько минут со стороны улицы Бургонь. по левой
стороне, навстречу мне движется человек-для вежливости скажем: пожилого
возраста. Шел он довольно медленно и ощупывал палкой край тротуара.
Поначалу я даже не понял, что он слепой, но потом разглядел, что палка у
него белая.
Слепые на меня всегда производят сильное впечатление, особенно с тех
пор, как я оглох. Потому что глухой-это еще куда ни шло, а вот если еще
вдобавок и ослепнешь! Я глядел на этого человека, который меня не видел, и
представил себе вдруг эту ситуацию, гак сказать, в перевернутом виде: я
сразу сочинил роман, в котором главный персонаж-а может быть, даже и не
главныйбыл слепой, но из тех слепых, которые, став слепыми давно,
возможно, даже с самого рождения, привыкли, приспособились к своему
увечью... Все другие чувства... ну. там, чутье, обоняние.
но главное-слух... заменили собой зрение, так что эти слепые узнают
людей, ориентируются в том, чего мы не замечаем, даже видят многое такое,
чего мы своими зрячими глазами не видим.
Мой роман и был об этом зрении, которое вовсе не зрение, - роман о
слепом, которому ведомо то, что для окружающих остается за семью печатями,
и так далее... Мозги у меня работали сейчас полным ходом. В несколько
секунд я навообразил целую кучу всяческих перипетий. Растормошить меня для
такого дела ничего не стоит. Жена слепого-потому что он был, разумеется,
женат-говорила ему: "Лучше быть слепым, чем глухим", и это представлялось
ему бесспорным. Потому что, если бы он оглох, он не мог бы услышать, как
бьется сердце мужчины, стоящего рядом с его женой. А глаза-что нового вам
откроют глаза?
Человек тем временем приближался, постукивая белой палкой о край
тротуара. Он был плохо выбрит, щеки-россыпь серых и белых точек.
Зажав письмо и международные купоны в руке, я все глубже уходил в свой
роман. Так уж у меня голова устроена. Каких только чудес не произошло в
ней за эти две минуты! Я с первых же мгновений ясно представил себе, как
будут развиваться в романе события, хотя и... Перипетии. Да. Итак, в одно
августовское утро он оглох. Именно в августовское-и прежде всего потому,
что сейчас тоже было августовское утро, а еще потому, что в Париже в
августе гораздо меньше машин, меньше шума на улицах, и первое время он не
замечает своей глухоты, полагая, что все дело в сезоне. А потом-трагедия.