"Соломон Константинович Апт. Томас Манн " - читать интересную книгу автора

Ясно лишь одно - он хочет обо всем судить по-своему. Вот это предисловие:
"Весенняя буря!
Наш почтенный Любек - славный город. О, город просто превосходный! Но
мне часто кажется, что он похож на покрытый пылью газон и ждет весенней
бури, которая с силой исторгнет жизнь из-под удушающей ее оболочки. Ибо
жизнь здесь есть! В этом нет сомнений, это видно по отдельным зеленым
росткам, которые поднимаются из-под слоя пыли, полные юношеской силы и
боевого духа, полные непредубежденности и сияющих идеалов.
Весенняя буря! Да, как весенняя буря обрушивается на пыльную землю, так
обрушимся мы словом и мыслью на мир запыленных мозгов, невежества и
ограниченного, чванного филистерства, который стоит на нашем пути. Этого
хочет наш журнал, этого хочет "Весенняя буря"..."
Всякий, кто хоть немного знаком с немецкой литературой, усмотрит в
таком противопоставлении чинного, закосневшего в умственной спячке городка и
жаждущей духовного воспарения молодости большое сходство с первыми
страницами гейневского "Путешествия на Гарц". Там - Геттинген, здесь -
Любек, там - "я хочу подняться в горы", здесь - "я хочу обрушиться, как
весенняя буря, на мир запыленных мозгов". Пауль Томас явно подражает Гейне и
в двух своих лирических стихотворениях, опубликованных в "Весенней буре".
Третье - самостоятельнее, интереснее, и на нем стоит здесь задержаться
особо, тем более что оно вобрало в себя некоторые приметы места и времени
написания, сближающие этот литературный факт с фактами житейского ряда.
Но сначала еще об одном, самом прямом и самом содержательном выражении
симпатии Пауля Томаса к Гейне. Это рецензия на статью некоего доктора
Конрада Сципио в приложении к газете "Берлинер тагеблатт". Итак,
провинциальный гимназист в своем, можно сказать, самодельном журнале
вступает в полемику с автором столичной газеты, обладателем академического
звания. Тот "изо всех сил доказывает, что Гейне необходимо простить
несколько вольную частную жизнь, поскольку-де он, в сущности, добрый
протестант и добрый патриот". Такая примитивно-филистерская аргументация
вызывает у Пауля Томаса насмешливое презрение, и четвероклассник отчитывает
доктора с уверенным сознанием своего умственного превосходства над ним.
"Неужели этот человек действительно думает, что задним числом оказывает
мертвому Гарри Гейне услугу, говоря о нем подобные пошлости?! Хороши
доказательства! Раз Гейне с восторгом говорит о Мартине Лютере, значит, он
протестант!.. Генрих Гейне, дорогой мой господин доктор, восхищается
Наполеоном, несмотря на то, что был по рождению немцем, и восхищается
Лютером, несмотря на то, что не был протестантом". Чтобы "реабилитировать"
Гейне, доктор Сципио назвал его "добрым человеком". По этому поводу Пауль
Томас замечает: "Может быть, я очень не прав, но есть у меня такая
привычка - как только услышу выражение "добрый человек", сразу же мысленно
перевожу его на французский: un bonhomme"3.
Рецензия кончается саркастическими выводами: "Нет, Генрих Гейне не был
"добрым" человеком. Он был только великим человеком... Только!.. Впрочем,
статья написана так сухо и чинно, что доктор заслуживает производства в
профессора".
Самоутверждение начинается, как мы видим, с резкой полемики, с
безоглядного спора, с драки. Юный Томас Манн против обывательски
бездуховного подхода к человеку только как к частице государства, против
того, чтобы суждение о человеке сводилось к оценке его верноподданнической