"Аньци Минь "Красная Азалия" Жизнь и любовь в Китае" - читать интересную книгу автора

перь нипочем! Только посмей еще раз, я знаю, как заткнуть тебя,
я...я... рот твой гвоздями заколочу!.."
Спустя десять лет, уже после Культурной революции, я узнала, что
моя учительница, та самая Осенняя Листва, опять работает в нашей на-
чальной школе "Великое счастье". Я отправилась к ней, надеясь вымолить
прощение. Я помнила, что она любила появляться в школе спозаранку, и
пришла к половине восьмого. Стояла поздняя весна. Пробиваясь сквозь
ветки деревьев, солнце отбрасывало на землю причудливую тень, напоми-
навшую гигантскую сеть. Я пересекла школьный двор и подумала, что по-
хожа на побитую собаку - и больно, и стыдно, и тошно. Сцена, с которой
я держала свою речь, оказалась целехонькой, разве что обветшала ма-
лость да краска пооблупилась. Вот и школа. Кровь быстрее заструилась
по жилам, а ноги точно свинцом налились. Я буквально заставила себя
подойти к учительской. Двери распахнуты. Она сидела за столом одна,
читала. Мне почудилось, что когда-то здесь остановилось время. Не из-
менилось ничего, ни малости. Даже я не выросла.
Каждый шаг давался мне с трудом. Я постояла немного, собирая все
свое мужество. И она все та же. Только голова совсем белая. Рука в
глубоких морщинах слегка подрагивала, переворачивая страницы. Почувс-
твовав мое присутствие, она отложила книгу. Глаза за толстыми стеклами
очков внимательно смотрели на меня. Люди, как они были знакомы мне!
Сердце колотилось - в груди словно ураган бушевал. Ее взгляд сделался
холодным, колючим, когда она узнала меня. Помедлив, она отвернулась. Я
шагнула к ней и торопливо назвалась, потом объяснила, что привело меня
сюда. Воцарилось молчание. Взгляд ее уже не был напряженным, я услыха-
ла такой знакомый хрипловатый голос: "Мне очень жаль, но я вас не пом-
ню. Не думаю, чтобы вы когда-нибудь у меня учились".
В семнадцать лет жизнь моя вдруг переменилась, я попала в совершен-
но иной мир. Замдиректора школы провел со мной, как и со многими дру-
гими, специальную беседу. Напомнил о моем лидерстве среди одноклассни-
ков, назвал образцовой ученицей. В его словах была политика, очевид-
ная, как математическая аксиома. Он сказал, что я включена в опреде-
ленную категорию. Категорию тех, кто должен стать крестьянами. Это ре-
шение обсуждению не подлежит, сказал он. Все, что исходило от пекинс-
кой власти, воспринималось как божественное повеление. Приказы безого-
ворочно исполнялись. Отказаться было немыслимо. Он сказал, что отпра-
вил в деревню четырех собственных сыновей. И гордится ими. Он произнес
еще много разных слов. Слов, лишенных смысла. Абстракции лились из не-
го как песня. "Бросить вызов небу - наслаждение, бросить вызов земле -
тоже наслаждение, но высшее наслаждение - бросить вызов себе самому".
Это он цитировал стихи Мао. Он хотел, чтобы я сознательно сделала дос-
тойный выбор. Мне было семнадцать. Я была полна энтузиазма. Мечтала
жертвовать собой. Мечтала о трудностях.
Я стала прислушиваться к разговорам соседей. Одни получили известие
из деревни, что их родственник нарочно врезал себе молотком по паль-
цам, чтобы комиссоваться и получить право вернуться домой. Старшая
сестра Гробика попала на северную границу и сообщала своим, что ее
подругу расстреляли как предательницу за попытку бежать в СССР. Мой
двоюродный брат рассказывал в письме, как погиб его ближайший друг. Он
ценой собственной жизни отстоял от огня амбар с зерном. Его наградили