"Минь Аньци. Рассказы" - читать интересную книгу автора

клочок газеты с портретом Председателя. Все употребляли для этой цели
газеты, о туалетной бумаге редко кто и слышал. На митинге мать предъ-
явила справку от врача: в тот день, когда был совершен ужасный просту-
пок, у нее резко подскочило давление. Но на этот раз ее не простили.
Ей таки пришлось отправиться на обувную фабрику, чтобы, занимаясь тя-
желым физическим трудом, полностью перевоспитаться. Фабрика выпускала
резиновые сапоги. Каждая пара весила пять килограммов. Мать должна бы-
ла вынимать сапоги из форм. По восемь часов ежедневно. Дома по вечерам
она падала в изнеможении.
Едва переступив порог, она сползала по стене и плюхалась на стул.
Сидела недвижно, как неживая. Я посылала Бутончика за влажным полотен-
цем и кувшином, Жемчужина несла бамбуковый веер, Звездолет тащил круж-
ку с водой, мне оставалось принести мамины тапочки. Потом мы терпеливо
ждали, пока она придет в себя. Мать благодарно улыбалась, а уж мы ста-
рались вовсю. Я прикладывала ей к затылку мокрое полотенце, Бутончик
мне помогала, Жемчужина отжимала, Звездолет менял воду. Потом на лест-
нице раздавались отцовские шаги. Мы дожидались, пока он распахнет
дверь, и корчили смешные рожи.
Частенько к концу месяца в доме истощались запасы еды. Все просто
зверели от голода. Однажды с голодухи Жемчужина наелась пилюль для
закрепления желудка. Уверяла, что они сладкие. Но уж и брюхом намая-
лась. Звездолет промышлял по урнам, собирая фруктовую кожуру и огрыз-
ки. Мы с Бутончиком непрерывно пили воду. Ежемесячно пятого числа у
матери была получка, и мы в этот день поджидали ее на остановке. Рас-
пахивалась дверь автобуса, и мать протискивалась к нам с сияющим ли-
цом. Мы карабкались по ней, как обезьяны. Потом шли в ближайшую лавку
за покупками. Пищу мы поглощали до тех пор, пока не вываливались живо-
ты, тяжеленные, словно дыни. В эти минуты не было человека на земле
счастливее нашей матери. И больной она не выглядела только в такие
дни.
Отец, мало что смысливший в сапожном ремесле, обувал, однако, все
наше семейство. Его изделия напоминали лодки с низкими бортами: под-
метка едва загибалась с боков, а на большее не хватало ни умения, ни
материала. Детали обувки сшивались через дырки, проделанные обыкновен-
ной отверткой. По воскресеньям отец чинил свои изделия, руки его были
в постоянных ссадинах. Так продолжалось до тех пор, пока мы с Бутончи-
ком не научились ладить лоскутные тапки. Однажды мать появилась дома с
сумкой, полной лекарств. Она была в больнице. У нее обнаружили тубер-
кулез и велели дома носить хирургическую маску. Мать сказала, что в
каком-то смысле даже рада своей болезни, сможет побольше бывать с
семьей.
Я сделалась районной активисткой, выиграла конкурс на лучшее знание
"Цитатника" Мао. И еще я полюбила оперу. У нас почти не было развлече-
ний. Само это слово считалось буржуазной заразой. Другое дело опера -
поистине пролетарское увеселение. Особенно оперы супруги Мао, несрав-
ненной Цзян Цин. Тут уж не просто "нравится - не нравится", "любишь -
не любишь", скорее тут политический выбор: за революцию ты или против.
Любить оперу учили по радио, в школе. Внедрением и распространением
опер занимались местные организации. И так десять лет. Одни и те же
оперы. Во время еды, на прогулке, во сне. Я, можно сказать, росла в