"Сергей Антонов. Поддубенские частушки. Из записок землеустроителя" - читать интересную книгу автора

низенькие и одна повыше. Высокую я узнал раньше, чем Наташу. Это была Феня,
и меня удивило, что заведующая птицефермой гуляет с молоденькой Наташей. По
другую сторону от Наташи шла девушка, которую я видел, кажется, в первый
раз.
Поравнявшись с избой Семена, девушки замедлили шаг и стали смотреть на
освещенные окна.
- Первый час, а они сидят, - заметила незнакомая мне девушка.
- Составляют речь, - сказала Феня.
- Сочиняют, - добавила Наташа то ли всерьез, то ли с грустной
насмешкой.
Девушки остановились. Луна светила так ярко, что если бы Семен выглянул
на улицу, он увидел бы и лицо Наташи, и глаза ее, и то, что было в ее
глазах. Но он спорил с Любой тихо, но настойчиво, и вряд ли его
интересовало, что делается на улице.
- Здравствуйте, - сказал Гриша,
- Здравствуйте, - ответила незнакомая мне девушка и, обратившись к
подругам, спросила: - Пошли?
- Пошли, - машинально ответила Наташа, не трогаясь с места.
Кроме двух освещенных окон, кроме тюбетейки, лежащей на столе, она не
замечала никого - ни меня, ни Гриши. И мне до того сильно захотелось
крикнуть Семену, чтобы он посмотрел в окно, заметил Наташу, чтобы хоть
взглянул на нее, что я едва сдержался.
- Ну, пошли, - сказала Феня.
- Пошли, - отозвалась Наташа, и они двинулись дальше вдоль улицы и
запели, и я услышал слова, точно повторяющие мои мысли:

Понапрасну
Месяц светит,
Меня милый
Не заметит.

Нет, эта частушка не могла быть составлена раньше. Она сочинена теперь,
несколько секунд тому назад, и даже не сочинена, а просто сама вырвалась из
души, и автору ее не надо было ничего выдумывать и искать рифму.
Наконец-то я узнал автора поддубенских частушек, но не было у меня от
этого ни радости, ни удовлетворения. Узнал я и гораздо более важную вещь. Я
понял, как много надо пережить и перечувствовать, чтобы составить короткую,
всего на две строчки песенку...
Девушки снова скрылись в лесу, и сколько я ни прислушивался, ничего не
мог услышать. Иногда казалось - доносятся какие-то звуки, но нельзя было
понять - поют ли эти девчата или мне просто слышится.
В сенях раздались шаги. На крыльцо вышли Семен и Люба. На голове Любы
по-прежнему была надета тюбетейка, только теперь, в лунном свете, она
казалась черной. Люба остановилась, пораженная красотой ночи. Гриша стал
угощать Семена "Казбеком". У Семена оказались спички. Гриша забыл, что у
него папироса за ухом и достал себе другую.
- Ты к Наташе? - спросил его Семен.
- А на что она мне? - с великолепным равнодушием проговорил Гриша.
Некоторое время мы стояли и разговаривали все вчетвером, и было
заметно, как трудно Любе произносить слова спокойным, безразличным тоном.