"Сергей Антонов. Дело было в Пенькове" - читать интересную книгу автора

колхозникам будет прямая польза оттого, что машина все-таки отправилась в
рейс. И в-третьих, не надо забывать, что и государство заинтересовано в
колхозной торговле, чтобы городской рабочий класс смог по сходной цене
закупить продукты питания".
Но, несмотря на убедительность такого рассуждения, на душе Ивана
Саввича с некоторых пор стало смутно и неспокойно. Дня через два после
удачной мены встретился ему как-то на дороге плугарь Витька. Ничего
особенного при этой встрече не произошло. Иван Саввич спросил только:
"Работаешь?" - "Работаю, дядя Ваня", - ответил Витька. "Ну-ну, работай", -
напутствовал его Иван Саввич, и на этом они расстались. Но во время
разговора председатель заметил, что Витька посмотрел на него каким-то
странным, не детским взглядом: не то удивление, не то испуг притаились в его
чистых ребячьих глазах. Вот уже прошло больше недели, а как только увидит
Иван Саввич где-нибудь железную бочку из-под горючего - сразу же возникают у
него в памяти большие небесно-голубые глаза плугаря, в которых застыли
удивление и укоризна. И хотя Иван Саввич убеждал себя, что все это чепуха и
мало ли как может поглядеть политически неграмотный четырнадцатилетний
мальчишка, который небось сам в колхозном саду не раз сбивал яблоки, но
какое-то смутное чувство ложилось председателю на душу, и до самого сна Иван
Саввич бывал не в духе.
Видимо, по этой же причине Ивану Саввичу очень не хотелось, чтобы о
злополучной бочке узнал Игнатьев. Потому-то, позабыв и о Глечикове и его
внучке, он направился в поле, чтобы перехватить зонного секретаря райкома,
послушать, о чем беседует он с трактористами, и увести эту беседу подальше
от горючего.
По пути Иван Саввич старался успокоить себя тем, что Матвей, по
обыкновению, наврал и Игнатьев просто проехал мимо.
Но на этот раз Матвей не наврал: Игнатьев стоял возле агрегата и
беседовал с трактористами.
Возле трактора стояло ведро, и в нем металось дырявое малиновое пламя.
В свете этого холодного пламени было хорошо видно и тракториста, и Витьку, и
Игнатьева.
Зонный секретарь был в своем обычном длинном пальто, которое носил всю
зиму, и в аккуратных хромовых сапогах того типа, который называется
"комсоставским". Особенно издали, высокий, стройный Игнатьев производил
впечатление военного, по ошибке надевшего драповое пальто.
Иван Саввич подошел к концу разговора; Витька поудобней устроился на
раме плуга, а тракторист, по фамилии Зефиров, тот самый, который променял
лигроин па водку, заводил машину. Это был белокурый парень, любивший запах
земли и запах своей машины, любивший проводить вечера и ночи на просторных
полях; он был опытный тракторист, знал себе цену и, вероятно, от этого
иногда капризничал и при начальстве напускал на лицо недовольное выражение.
Мотор уже бился, сердито и нервно, стучал и хлопал до звона в ушах, и
лампочки в фарах напряженно, толчками, накалялись, отпихивая темноту все
дальше и дальше и озаряя сперва стриженную рубцом голову Витьки и нежный
дымок его папиросы, потом дисковый лущильник, потом белеющую ровными
строчками стерню. Машина нетерпеливо стучала, что-то в ней лопалось,
перестреливалось, и казалось, она вот-вот взорвется.
- Троит? - спросил Игнатьев.
- Нет, зачем троит, - усмехнувшись, ответил тракторист и не совсем