"Сергей Антонов. Дело было в Пенькове" - читать интересную книгу автора

- Все не все, а кто поумней, тот понимает. Напилась? Тогда спать
ложись. А то нас будить некому. Петух - и тот не кричит.
- Почему?
- Подрался с соседским петухом, тот ему ожерелье пробил. С той поры и
замолк.
- Драчливые у вас петухи.
- Как же им не быть драчливыми, когда Морозов их водкой напоил?
Выпивши, и человек дерется, а тут петух. С этим Морозовым вовсе сладу не
стало. Мимо его без молитвы не пройдешь.
Тоня сняла с кровати ведра и половики, положила твердую дедушкину
подушку с ситцевой наволочкой, накрыла тюфяк и подушку простыней и легла.
Дедушка потушил свет и забрался па печку. Но сон к нему не приходил.
- Тоня, спишь? - спросил он.
- Нет, - ответила она сонно.
- Вот я говорил про Морозова-то. Ведь он как? Он наклал ржаного зерна в
водку, а потом это пьяное зерно и высыпал петухам. А мне ни к чему. Клюют и
клюют, А теперь - не поет петух. И курей не топчет. Как думаешь, могу я за
это на Морозова в суд подать?
Но Тоня не отвечала. Ей снова пригрезилось купе мягкого вагона,
капризный инженер, которому не так заваривали чай, учительница, которая
любит Гамсуна, вспомнилась вся их неестественная пассажирская вежливость, и,
несмотря на то что Тоня уже спала, она думала и о безмятежном покое и душном
уюте этого купе, и об этих людях, которым ни до чего нет дела, почти с
ненавистью.
Последнее, что она услышала в эту ночь, были слова дедушки:
- А я в контору все ж таки заскочу. Может, все ж таки станут за тебя
платить...


Глава пятая

Стихи и проза

Колхозная контора снаружи ничем не отличалась от жилых деревенских изб.
Три окна с резными наличниками выходили на улицу; в нижнем углу двери
чернела дыра для кошки. И только стеклянная табличка, на которой блестела
накладной фольгой надпись: "Правление сельскохозяйственной артели "Волна",
давала понять, что люди здесь не живут, а работают.
Больше всего места в конторе занимала печь. Судя по виду, ее не топили
несколько лет.
Между окнами боком, отделяя собой кабинет председателя, стоял буфет с
застекленными створками, обыкновенный буфет, созданный для тарелок, ложек,
стопок и тараканов. В нем хранились дела. Буфет был дряхлый и попискивал,
когда кто-нибудь входил в контору или по улице проезжала машина, а то и так,
сам по себе. В дальнем углу стоял такой же древний, облезлый комод с
пузатыми ящиками, без ключей и без ручек. Там тоже лежали дела, и когда
Евсею Евсеевичу приходилось "подымать архив", он засовывал согнутый крючком
мизинец в личину замка и, страдальчески сморщившись, тянул ящик на себя.
Все четыре стены, от потолка и почти до самого пола, и даже задняя
стенка буфета были оклеены самыми разнообразными бумагами.