"Сергей Антонов. Дело было в Пенькове" - читать интересную книгу автора

тридцатом-то годе знаешь кем был? А ты тогда только пеленки марал. - Он
победно оглядел Матвея и, вытянув ногу, полез в карман за кисетом.
- А телефон-то, наверное, звенит и звенит, - вздохнул Матвей.
Он условился с Ларисой, что в восемь часов вечера она выйдет из клуба,
и к тому времени Глечикова желательно было спровадить.
- Сейчас схожу послушаю, что за звон, - сказал дед, доставая газету. Он
обдул ее со всех сторон и оторвал неровную полоску. - Пущай меня хоть
сегодня снимают. Потом небось сами придут кланяться. Сам Иван Саввич придет:
"Василий Миколаевич, скажет, зарез без тебя. Будь такой добрый, заступай на
дежурство". - "Нет, скажку, пускай вас Матвей обеспечивает", - дед гордо
глянул на Матвея и стал оборачивать бумажку вокруг толстого пальца.
В это время отворилась дверь и на крыльцо вышла Лариса в красном,
сбитом на спину платке и в короткой жакетке.
Она посмотрела по сторонам быстрым, как у птицы, взглядом больших карих
глаз и, заметив Матвея, на мгновение сморщила свой твердый курносый носик.
- Ты кого тут караулишь? - спросила она, хотя прекрасно знала, что он
ждет ее, и была рада этому.
- Да вот Василия Николаевича. Чтобы спать не сбежал, - ответил Матвей.
Глечиков проворчал что-то невразумительное и стал загребать козьей
ножкой махорку.
- Небось на первой лавке сидела? - продолжал Матвей, намекая на
отношение к ней лектора.
- Это мое дело.
- Я видел твоего жениха. Он так в клуб прыснул, что из-под ног искра
полетела... Досидела бы до конца, - он бы тебя и до дому довел.
- Чего меня водить? Не слепая. Сама дойду,
- Может, он тебе колечко подарил?
- Может, и подарил. Это дело наше.
- А ну, дай руки, погляжу.
- Много будешь глядеть - глаза полопаются, - сказала Лариса.
- Все равно проверим. - Матвей обхватил ее за плечи, притянул к себе, и
они стали возиться на скрипучем, видавшем виды крыльце, сохраняя на лицах
серьезное выражение. Хотя Лариса и не очень противилась, Матвей не спешил
разглядывать ее руки: он обнимал ее, прислонялся щекой к ее гладкому лицу и
даже украдкой поцеловал ее, впрочем Лариса этого, кажется, не заметила,
- Пусти ты... Надо же!.. Руку!.. Руку вывернешь, леший!.. Смотри,
пиджак упал... Пиджак затопчешь... - говорила она, стараясь спрятать свое
круглое, пылавшее шершавыми пятнами лицо от его горячего дыхания, но, все
время попадая то щекой, то ухом в нахальные крепкие губы.
Наконец Лариса попыталась вырваться, но от ее неловкого движения
пострадал только дедушка Глечиков; она невзначай толкнула его и он рассыпал
махорку.
- Уйдете вы отсюда?! - закричал дедушка. - Никакого покою нету! - и,
раздраженно топая по ступеням, он сошел с крыльца и повернул за угол. На
ходу он соображал плохо и, пройдя немного, остановился подумать, как будет
лучше: воротиться в правление или идти домой спать? Глубокая тоска легла ему
на душу. Может быть, он затосковал оттого, что одолела его куриная слепота и
вокруг ничего не было видно, а может быть оттого, что ни Матвей, ни Лариса
не принимали его во внимание, будто не сторож Глечиков, а его портрет во
весь рост находился на крыльце.