"Сергей Антонов. Аленка" - читать интересную книгу автора

разгребать, а мою дома оставили, чтобы суп сготовила. Приходим вечером -
сидит в углу моя дама с собачкой и хнычет. И Рекс у ней под ногами скулит. А
в землянке темно, полно чаду и дыму. "В чем дело? - спрашивает директор. -
Почему сидите в темноте? Где лампа?" - "Что это за лампа? Целый вечер я ее
зажигала, не зажигается ваша лампа". - "А керосину налила?" И знаешь, что
моя на это сказала? "Разве, говорит, и керосин надо?" Верите: тыщу книг
прочитала, а обыкновенной семилинейной лампы сроду не видала и не
интересовалась, как с ней управляться. Так одна весь вечер билась: поджигала
сухой фитиль, все спички перевела. Не уважаю я такие штуки. Потом пригнали
вагончик, и все переехали туда. Сунулись было и мы, но вагончик был новый и
вонял масляной краской, особенно когда жарко натопят. До того вонял, что моя
угорала, а Рекс, так тот чуть не подох. Директор подумал-подумал и отдал в
наше распоряжение землянку, и тут в первый раз мы зажили, считай, на
отдельной квартире, как бароны. Моя ожила, точно оттаяла, стала хозяйничать,
создавать уют. А я каждый день в рейсе. Ну вот. Приезжаю раз ночью домой,
сажусь отдохнуть. Гляжу - на стенке висит под стеклом картина. Сперва я
глазам не поверил. Стал приглядываться. Так и есть. Нарисованы два старика в
голом состоянии, а между ними такая же голая баба. И моя спит на топчане под
этой картиной.
- Это что же, - спросила Василиса Петровна. - Она сама повесила?
- Она. Для уюта.
- Осподи! Да что она у тебя, вовсе глупая?
- Нет. Она так-то не глупая. Она торопится перед каждым разум свой
показать, чтобы не подумали случаем, что она деревянной ложкой щи хлебает.
Знаешь, есть такие любители другим оценки ставить: "Это, мол, ты верно
сказал", "Это, мол, ты умно заметил". Так вот она из таких. Сама себя высоко
понимает.
- Это ты верно, - сказал Гулько. - Есть такие.
- Ну так вот. Висит, значит, картина. А у меня тогда тулка была,
двустволка. Взял я тулку, прицелился и трахнул из левого ствола, так что от
этой картины один гвоздь остался. Моя с перепугу с топчана на пол - хлоп.
Отлежалась, встала и принялась меня стыдить: "Ах, ах, что ты делаешь! Это
Рубенс! Я по силе возможности хочу уют создать, а ты, снежный человек,
ходишь дома, как по лесу, и разводишь стрельбу". Я ей объясняю, что это не
уют - развешивать по стенам голых мужиков да баб. "Ты, говорю, голышом
сядешь - по-твоему это тоже уют? Ты бы, говорю, застлала бы хоть постель как
положено, чтобы людей не совестно было, простынку бы с подзором
застелила..." Да что с ней рассуждать? Она и того не понимает, что за подзор
такой. Да по правде сказать, и некогда было мне заниматься семейным
воспитанием. Начали мы на усадьбе досрочное строительство, и каждый день
степь загадывала нам загадки: из чего сделать оконную коробку? Где взять
лопатку, пассатижи? Где взять балку для перекрытия? Так и жили и загадки
разгадывали: оконные коробки сбивали из ящиков, в которых засылали нам
детали плугов, на балки весной пошли полозья тракторных саней. Работа шла
лихо. Лично я дни и ночи не слазил с трактора и бородой зарос по самые
ноздри. Тут ведь у нас не только земля, тут у нас сам воздух плодородный, и
борода растет быстрей, чем в Бежецке. Чтобы сохранить культурный вид, нужно
бриться и утром и вечером.
А какое тут может быть бритье, когда дома нелады! Домой приеду - сидит
молчком. Подаст есть - снова молчит. Бывало, в Бежецке схватит за шею и