"Габриэле д'Аннунцио. Кошка " - читать интересную книгу автора

- Тора!.. - повторил Минго. Голос его дрожал.
- Чего вы хотите?
- Хочу сказать вам, что все ночи напролет вижу ваши глаза и не могу
заснуть.
Теперь она, кажется, поняла. Она опустила голову к земле, словно
прислушиваясь к чему-то или что-то припоминая. Эти самые слова она уже
слышала, и голос был тот же, где слышала - она не помнит, но это было. Тора
подняла голову: молодой, сильный парень стоял перед нею словно зачарованный,
лицо его пылало, рот был полуоткрыт. Порыв ветра принес им аромат диких
трав, сквозь искривленные стволы сосен бесчисленными искрами сверкала
Адриатика.
- Эй, Минго! - раздался вдруг издалека чей-то громкий, резкий голос.
Он вздрогнул, схватил руку Торы, сжал ее изо всех сил и словно ошалелый
понесся по песку обратно к баркасу, который ждал его, покачиваясь на волнах.
- Минго! - прошептала Тора каким-то странным голосом, не спуская глаз с
латинского паруса, быстро убегавшего вдаль. Она засмеялась как ребенок; а
возвращаясь и погоняя хворостиной сытых индюков, все время пела песню -
живую, веселую, в ритме тарантеллы. А кроваво-красное солнце садилось за
Монтекорно, среди туч, нагнанных внезапно налетевшим юго-западным ветром.

Но вместе с ветром в эту ночь налетел шторм, и волны с ужасающим ревом
подступали к самым домам, а все несчастные жители побережья заперлись у
себя, прислушиваясь к завыванию бури и моля пресвятую деву спасти вышедших в
море рыбаков.
Одна только Кошка бродила в ночи, как дикий зверь, опустив голову,
прорываясь сквозь бушующий вихрь, вперив во мрак свои желтые глаза, полные
жестокой тревоги, и прислушиваясь, не донесется ли до нее человеческий
вопль... Ничего. Сквозь шум бури слышался откуда-то издалека только бешеный
лай Осы, отставшей от своей хозяйки.
А она все шла и шла к берегу. Ее ослепляли молнии, на мгновение
выхватывая из мрака бушующее море и пустынный берег. Она подошла слишком
близко к воде, одна волна настигла ее и сбила с ног, другая опрокинулась на
нее и обдала холодной влагой. Тогда жизненный инстинкт взял свое:
подгоняемая волной, наполнившей соленой горечью ее открытый для крика рот,
корчась, как выброшенный на берег дельфин, она отчаянно впилась в песок, все
время уходивший из-под ее ног и рук.
Под конец ей удалось устоять на коленях и выползти на четвереньках из
кипящего прибоя. Она вернулась в свою хижину, промокшая, окоченевшая,
стиснув зубы и обезумев от страха и любви.

К утру Адриатика успокоилась. Морская гладь казалась липкой, как нефть,
на ней не виднелось ни единого паруса: в безмолвии моря было что-то
беспощадное. Торе казалось, будто она пробудилась от тяжкого кошмара: душой
ее завладело незнакомое чувство одиночества, она боялась темноты... Потом ее
большие круглые глаза обрели прежний неподвижный взгляд уснувшей рыбы. Она
все еще ходит с другими рыбачками на ловлю, где руки у нее ноют, ноги
коченеют в воде, солнце печет голову. Песни ее все так же звучат и замирают
в ослепительном и печальном просторе, доходя до самого сердца простых людей,
которые тяжко трудятся ради куска хлеба, без надежды, без утешения, без
отдыха. А над ними взад и вперед носятся стаи вольных чаек, приветственными