"Юрий Анненков. Повесть о пустяках " - читать интересную книгу автора

Хоггартом, что терял окончательно свою собственную сущность, за исключением,
пожалуй, одного мундира лейб-гвардии Финляндского полка. Но разве нежинский
землемер лесного департамента Венецианов, отмеряя мужицкие межи, не видел в
родных полях в лапотных, босоногих нежинских жницах - образов классической
Италии? И разве, несмотря на это, Россия знает художников более русских?

Ста царских рублей ассигнациями хватало ровно на первую неделю кажлого
месяца; заказные портреты все реже получались от придирчивого торговца
Дациаро, однако удивительные вещи множились в федотовских папках. Названия
их длинны и замечательны:

"Сватовство майора, или Поправка обстоятельств женитьбой".

"Звезда предвещает рождение гения".

"Как хорошо иметь в роте портных".

"Мышеловка, или Опасное положение бедной, нo красивой девушки".

"Художник, в надежде на свой талант женившийся без приданого".

"Две манеры сидеть".

"Утро чиновника, получившего первый орден..."

"Анкор, еще анкор!"

Но однажды, когда сквозь непревзойденную зелень обоев в спаленке своей
"Вдовушки" Федотов увидел белую тень пуделя, распростертую над арапником,
головная боль сделалась невыносимой, и Федотов заплакал (как и все русские
люди, он вообще умел плакать над абстракциями). Федотова усадили на
извозчика, еще более бородатого, чем фламандцы Апраксина рынка, и отвезли в
заведение медика Лейдесдорфа, что на Песках. Гранатовые обои в маленькой
гостиной навсегда перешли в прошлое... Проезжая по Миллионной, Федотов
красными от слез, боли и страха глазами взглянул на здание музея: с портала
снимали последние леса, каменщики стучали молотками. Именно в этот год
строители Штакеншнейдер и Кленце, продолжая дело Деламота, Фельтена и
Гваренги, закончили постройкой Императорский Эрмитаж, украсив его подъезд
кариатидами Теребнева.

Глава 2

1

- Трус! - кричит Иван Павлович Хохлов. - Посмотри вокруг: разве твои
друзья не в окопах? Разве они не доказали своей готовности гибнуть за
родину? Ты пойдешь на фронт!

Но Коленька оставался в Петербурге. Мать снабжала Коленьку деньгами для
подкупа врачей в мобилизационных комиссиях; врачи единодушно признавали его