"Артем Захарович Анфиногенов. Мгновение - вечность " - читать интересную книгу автора

Не успел Федор Тарасович, озадаченный решением Хрюкина, собраться с
мыслями, как последовало распоряжение: свести две штурмовые дивизии в единую
"Группу № 5". Руководство группой в интересах мобильности управления
командарм передал в одни руки - полковнику Раздаеву, и Федор Тарасович с
каким-то осатанением взялся за дело.
Его штабники страшились, когда комдив, тяжелея подбородком, сама
непреклонность, гнал всех от себя ("Мне штаб не нужен!"), рассылал по
хуторам, где базировались полки, повелевая всеми доступными средствами
восстанавливать технику. "О каждой машине, введенной в строй, докладывать
мне лично!" Всех разогнав, хватался за голову, вырабатывал задний ход -
одному человеку "Группа № 5" непосильна. Призывал штурмана, начальника
разведки (бывшего летчика), усаживал рядом с собой, сколько было .умных
голов, чтобы сообща судить-рядить, обдумывать маршрут, способы прикрытия,
проигрывать заходы и атаки по опасной, не прощупанной разведкой Тингуте. В
разгар приготовлений, как говорится, под руку, позвонил Хрюкин:
"Раздаев, подтвердите ваш позывной, ваш позывной не слышу!" -
"Шмель-один", "Шмель-один"!" - торопливо, громко, перекрывая помехи, ответил
Федор Тарасович, не вполне понимая генерала. "Не слышу "Шмель-один" в
воздухе, не работаю с ним над целью! - прокричал Хрюкин с того конца
провода. - Пора, полковник, перестать быть летчиком мирного времени!..."
Летчик мирного времени?.. Пилотяга, не умеющий воевать?.. Горяч
командарм, ох горяч...
Так среди всех треволнений и забот встал вопрос, до сих пор Федором
Тарасовичем не решенный: кто возглавит "Группу № 5" в воздухе? Кто поведет
ее на цель, на Тингу-ту?..
- Лычкин на месте? - спросил Раздаев.
- Не вернулся с боевого задания Лычкин... - сказал Егошин.
- Когда?!
- Сегодня. Сейчас не вернулся...
- Кто за вас будет докладывать?
- Лычкин вел первую группу, я - вторую, - начал объяснять майор.
- Что наблюдали? - перебил его Раздаев.
- "Мессеров" наблюдал, товарищ полковник, - сказал Егошин, втягиваясь
помалу в знакомый, трудный, особенно сразу после вылета, тон, характерный
для Раздаева. Под комбинезоном Михаила Николаевича, глухо застегнутым, были
трусы да майка, на ногах - прорезиненные тапки: августовский зной и жара
бронированной кабины принуждали летчиков, втянутых в боевую работу,
оставлять на земле, сбрасывать с себя под крылом и брюки и гимнастерки,
только бы посвободней, посноровистей было им в воздухе. Скованность,
неловкость Егошина в присутствии Раздаева вызывала манера полковника держать
себя с подчиненными так, будто боевая работа, каждодневные вылеты - с их
риском, смертельной опасностью - не так важны для дела, как заботы,
обременяющие командира дивизии на земле. "Кто будет докладывать?" - а ведь
рта не позволил открыть, кинулся на журналиста, дался ему этот
"стервятник", - думал Михаил Николаевич; его подавляла и прямо-таки умиляла
бесцеремонность, с какой Раздаев, замалчивая главное, огнедышащую сердцевину
их каждодневной работы, - боевой вылет, штурмовку, - уходит, уклоняется от
этого, выдвигает на первый план частности. - "Мессеров" наблюдал, если можно
так выразиться, товарищ полковник, - продолжал Егошин, - когда на подходе к
цели садишь по ним из всех стволов, аж крылья вибрируют... А наших