"Артем Захарович Анфиногенов. Мгновение - вечность " - читать интересную книгу автора

"Лычкина нет, Карташева нет... Еще одна возможная кандидатура - капитан
Авдыш. Но Авдыш, - обдумывал положение полковник, - разбил самолет".
Докладная по делу Авдыша представлена ему на трех страницах рукописного
текста. Развернуто даны выступления членов партбюро, обсуждавших проступок
капитана.
"Если бы Авдыш был в душе коммунистом, - прочел Раздаев в докладной, -
то не отнесся бы к взлету столь халатно". Далее: "Скрывает свои качества
летчика, чтобы не летать на задания..." "Всегда задумчив из-за спасения
собственной шкуры..." "Взлет Авдыша считаю трусостью, несовместимой с
пребыванием в рядах ВКП(б)". "Капитан Авдыш признает себя виновным, просит
оставить его в партии..."
Ведущего на Тингуту нет, с Авдышем надо решать...
Майор Егошин, стоя перед Раздаевым, с неослабевающим вниманием следил
за тем, как обеспечит полковник согласованность действий "Группы № 5".
Тингута требовала изменить направление удара - с запада на юг. Маневр в
тактическом отношении не труден, сомнения вызывала его оправданность. В
конечном счете - что даст Тингута?
Сколько людей потеряно под Манойлином, а положение не улучшилось. Под
Верхне-Бузиновкой, прослывшей было "немецким котлом", полегли лучшие
экипажи, но и здесь отрадных перемен не произошло. Угроза городу возрастает,
а полки перенацеливаются против тех же танков, но в еще большем количестве,
с еще большим ожесточением рвущихся к Сталинграду из района Тингуты...
Когда отступать некуда, надо идти напролом; командарм Хрюкин, прижатый
к Волге, понимая это, поступил умнее: выдвинутая им идея массированного
удара кроме чисто военной целесообразности обладает достоинством, которое
сейчас же угадывают, распознают, находят в ней - Егошин замечает это по
себе - защитники родной земли, родного неба: она взывает к коллективистским
чувствам, к единению бойцов. "При единении и малое растет, при раздоре и
величайшее распадается". Поднимаясь против Тингуты, летчики-штурмовики
знают, что все истребители, какие есть в армии, поддержат, прикроют их с
воздуха, что все бомбардировщики, стянутые к Сталинграду, подкрепят,
разовьют их удары... В создании взаимодействия - гвоздь вопроса.
Как раз эта сторона дела, обеспечение единства, согласованности, не
давалась Раздаеву, ускользала от него. "Как та квочка", - вспомнил майор
хутор Манойлин: ранним утром комдив в галифе на босу ногу, в распахнутой на
груди нижней рубахе устремился, раскинув руки, за бившей крылами пеструшкой.
Егошин входил в калитку, куда неслась ополоумевшая птица, и столкнулся с
Федором Тарасовичем, охваченным азартом плотоядной погони... Вид
беспомощного, ловящего воздух полковника не выходил у Егошина из головы...
- Что, инженер? - обратился Раздаев к вошедшему военинженеру третьего
ранга.
- Четырнадцать! - сказал молодой, с орлиным носом и впалыми щеками
инженер. За полтора суток в двух дивизиях удалось подготовить четырнадцать
машин. Инженер вложил в свой ответ чувства человека, сделавшего все, что
было в его силах. Выпускник академии, твердых навыков армейского общения,
однако, не получивший, поскольку в академию угодил с пятого курса МАИ,
инженер, видя, что его слова не производят желанного впечатления, совершенно
на штатский лад дополнил свой ответ жестом, показав полковнику две
раскинутые пятерни и четыре пальца - отдельно.
- Поворачиваться надо, - проговорил в ответ Раздаев, перекладывая