"Артем Анфиногенов. А внизу была земля (про войну)" - читать интересную книгу автора

Вот о ней и толковали, где бы летчик-отпускник ни появился: и
расцвела-то она, и Певунья, и прославилась. "Чем же прославилась?" -
спрашивал Комлев. "Ее карточку в газете напечатали!" - "Да что она сделала?"
- "Выпускное сочинение накатала!.. Первое место по области. Теперь учится на
речного штурмана, вон куда пробилась. Еще в капитаны выйдет".
Весной Дмитрию Комлеву исполнилось двадцать два. С тем, что называют
устройством личной жизни, он не спешил; здешние волжанки были Мите по душе,
но скоро появятся у него новые, городские знакомства, ведь авиация может
базироваться возле городов, выбор у авиаторов богатый.
Единственная перемена за время отпуска коснулась служебных дел летчика:
его часть с Северного Кавказа была переброшена к западной границе. И в тот
июньский день, когда Комлев уезжал из дома, - не на юг, а на запад, в
Рава-Русскую, - в Куделиху на лето возвращалась Сима.
Был собран, уложен, вынесен на крыльцо лейтенантский чемодан, до
автобуса оставалось меньше часа, а в дневной свежести реки, в сонном покое
горбатеньких улиц, сбегавших к Волге, все еще таились какие-то ему обещания.
Он решил пройтись до пристани. Туда-обратно. Последняя, прощальная прогулка.
Жизнь - обязана чем-то человеку? Или только человек - ей?
Было пасмурно. Дальний берег Волги темнел, бросая ровную тень на тихую
воду. Рыбацкие лодки стояли неподвижно. Одинокий катер тарахтел на середине
реки раскатисто и зычно, как сухогруз.
Причалит, остановится в Куделихе "Дмитрий Фурманов", которым катила
сверху Сима, или нет, было неизвестно. По расписанию стоянка не значилась,
но практика с расписанием не всегда сходилась. Комлев слушал, что говорят.
Первейшее значение получал тот факт, что зять капитана живет в Куделихе...
Ждали почту, радио, промтоваров для сельпо; большинство сходилось на том,
что причалит. "Ну и что? - спрашивал себя Комлев. - Увижу ее, знаменитость.
Все?" Отвечал себе: "Знакомство будет. А без этого весь отпуск - пустышка".
Гулко ударяясь о причал, к пристани подгреб катерок: "Постоять-то
можно?" - "Постойте, только двухпалубник идет, так что..." - "Понятно,
понятно", - под командой двух парней навеселе катерок становился к месту
непослушно, то отходил, то промазывал. Видя, как поводит их посудину и
понимая причину, парни, его погодки, посмеивались над собой; закрепились,
свели на пристань своих двух принаряженных, в модных туфельках попутчиц.
Мужики расступались перед девахами неодобрительно. Комлев проследил за ними
глазами до самых сходней на берег. "Митька, шею вывернешь... Идет!"
Сливаясь одним бортом с темным берегом и плавно, будто напоказ,
разворачиваясь и выставляя другой, освещенный, выходил из-за речного
поворота, долгожданный "Фурманов". "Фурманов" идет", - говорили рядом с
Комлевым. Да, "Фурманов", "Фурманов"... Произнести вслух название
двухпалубника было желанием каждого, пол-Куделихи имело в нем свой интерес.
"Как скорость скинет, уберемся", - заверили парни с катерка; молодицы,
что-то прикупив на берегу, погрузились в него снова. "Поживей бы", -
поторапливал их про себя Комлев, будто только что не любовался статью девиц
и не завидовал находчивым парням, а теперь досадовал на этот не вовремя
подплывший катерок, в нем усматривая причину того, что хлопково-пенистый
бурун на остром носу "Фурманова" высок, держится, не спадает. Он следил за
ним неослабно. Сверкали водяные, взвинченные форштевнем жгуты, с каждым
метром приближая и ярко расцвечивая вдруг возникшую фантазию: он
возвращается из отпуска - вдвоем! С ней, Симой. Шальная мысль, но и