"Артем Анфиногенов. А внизу была земля (про войну)" - читать интересную книгу автора

трезвость в ней, и подкупающий, всегда желанный для молодого летчика эффект.
Вот так Комлев! - загудят в полку. Уезжал - ни слова, ни полслова, а сам-то,
оказывается, все давно решил и подготовил. Хитер, Митя! Какую кралю
отхватил... Глазаст, глазаст...
Отчетливей становились лица пассажиров, укрупнялась палуба, темные
просветы между белых ведер с красными буквами, составлявшими название
парохода.
Стиснутый толпой, Комлев ждал, не шелохнувшись, молча, надеясь, просил:
"Остановись!"
В ответ прокатился по спокойной воде и над берегом протяжный гудок
парохода.
"У-у-хо-жу-у", - понял Комлев.
Мимо...
Дальше, дальше, дальше... скрылся за изгибом реки "Фурманов", так и не
показав ему гордость Куделяхи - Симу.
Глядя пароходу вслед, кто-то вслух утешился местной присловкой:
"Воды-то сколь... сколь хочешь, столь пей". И Комлев, вздохнув, повторил:
"Воды-то сколь... сколь хошь, столь пей..."
В полк, в селение под Равой-Русской, Комлев угадал как раз под
войсковые учения. Зачета по штурманской службе, точнее, по знанию нового
района, где они теперь стояли, у лейтенанта, естественно, не было, а на
учения, на свое участие в них, он возлагал надежды, и немалые. Имел все к
тому основания, да. Ибо с первого на летном поприще шага, с рулежки на
бескрылой машине, сколько-нибудь серьезных замечаний в воздухе Комлев не
получал. Согрешил "самоволкой", опаздывал из увольнений, под Первое мая был
замечен навеселе и держал ответ перед комсомольской ячейкой. Но за работу в
воздухе, за технику пилотирования - одни поощрения. В приказе, перед строем.
Он гордился и дорожил этим, втайне сознавая преходящий характер, зыбкость
достигнутого, да и невозможность в сроки, отведенные ему в училище и в
полку, достигнуть большего; глухо, до последней пуговки - обязательно так, -
застегивая перед вылетом комбинезон, он вкладывал в свою манеру талисманный
смысл. К полетам был жаден, как щука в зорьковый жор... И что же? "Мы на
Комлева рассчитывали, - заявил политрук, - а он не получил зачета. Не освоил
режим погранрайона. Подвел себя, и товарищей". Командир прямо отрубил: "К
учениям не допускать!" Вместо штудирования карты, вместо облета района,
тренировок в воздухе ему всучили деревяшку, макетик самолета. И с этой
болванкой в руках, наклоном корпуса изображая развороты, виражи, "змейки", с
откинутой в сторону рукой - крыло! - и мальчишеским гудением на губах он
должен был проигрывать условный, воображаемый полет. "Победа в воздухе
куется на земле", - ободрял его полковой командир, "батя"; тренаж назывался:
"пешим - по-летному"...
Войну Комлев встретил на границе, откатился с полком к Умани, под
Ятранью его сбили. Он выбросился с парашютом, приземлился неудачно, поясницу
пронзила боль; сгоряча он вскочил, тут же сел, упал ничком... в себя пришел,
расслышал чей-то выкрик: "Летчик!" Он понял, что это о нем. "Вцепился, не
отпускает!" - слышал он торопливые голоса, топот. Его подхватили с земли и,
спеша, бегом несли на руках к грузовику, положили на взбитый шелк парашюта:
полуторка замыкала колонну, немцы двигались по пятам... тепло благодарности,
и снова беспамятство.
Боль отпустила, он пришел в себя в тени садочка, укрывшего кузов, где