"Ежи Анджеевский. Никто" - читать интересную книгу автора

себя в будущем.
- Сперва так спрашивает мальчик, потом муж, перед которым ряд
старческих лет.
- Вопрос - пустяк! Ответа не могу найти.
- Может быть, ты неправильно ставишь вопрос?
- Ты знаешь меня с детства. Сумеешь ли подсказать мне хоть один
правильный вопрос?
- Прости, если я буду говорить цветистым слогом, но вопрос это как бы
женское лоно, а ответ - мужское семя. Чтобы произошли роды, женщина должна
быть плодовитой, а мужское семя живительным.


(Одиссей смеется.)

- Ты что, хочешь меня сделать двуполым?
- А разве природа не двуполая? Войди в себя как в женщину и оплодотвори
сам себя, как делает мужчина. Пустые игры - скажешь ты и будешь прав, если
так скажешь. Смертельно важные игры - ответишь ты и будешь прав, если так
ответишь. Конец. Точка. Теперь мне надо лишь просить у тебя прощения за то,
что я изменил - не надолго, правда, но все же изменил - своему призванию.
Но - господин приказал, слуга исполнил.
- Отдавай золотой ошейник!
- Он нужен для новой собаки?
- Сними его.
- О нет, господин! Не вели мне расстаться с любимой игрушкой.
- Я не шучу...
- А я не слышу.


(Шут внезапно вскакивает и, ловко перекувырнувшись раз-другой, удаляется,
забавно подпрыгивая.)

19. Сон Одиссея.
Синева. Сперва очень густая, но чем больше я к ней приближаюсь, тем она
светлее, жиже, прозрачнее - цвет неба, уже насыщенного первыми тенями ночи,
а за ним будто открываются гигантские занавеси, ворота, створки, и толща вод
подступает к светлеющей его поверхности. Но все равно синева. И когда это
постепенное прояснение на миг прекращается, из синевы - или не из нее -
возникают двое юношей, как близнецы схожие, оба темноволосые и темноглазые,
оба в одинаковых золотых доспехах, я узнаю доспехи Ахиллеса, но тут два меча
и два щита. Телемах! - кричу я. Тот, к кому я обращаюсь, улыбается
приветливой девичьей полуулыбкой Пенелопы и, слегка приподняв руку,
указывает на стоящего рядом, говоря звучным голосом Телемаха: Вот он,
Телемах. А мое имя Телегон, привет тебе, отец. - Привет, отец, - повторяет
Телемах. - Разве ты не знаешь, что мы близнецы, дети одного отца и одной
матери? - Онемев, я не знаю, что сказать. Наконец неуверенно спрашиваю: Ваша
мать Пенелопа? - Оба разражаются смехом, одинаково по-девичьи звонким и
слегка задорным. Меня же охватывает страх, мне вдруг кажется, что оба они на
шаг попятились, а синева вокруг них потемнела. Ну да! - кричу я. - Ваша мать
Цирцея! Моя возлюбленная волшебница Цирцея! - Ты сказал, - промолвили оба в