"Лу Андреас-Саломе. Мысли о проблемах любви " - читать интересную книгу автора

преждевременно, в безусловном расточительстве своей духовной общности.

Тем не менее это сближение пробуждает в человеке пьянящее, ликующее
взаимодействие продуктивных сил его тела с наивысшим духовным подъемом. И
хотя нашему сознанию наша же собственная телесность знакома довольно плохо и
еще меньше подлежит контролю тот мир, с которым мы должны вступить в
соединение, став единой сущностью -неожиданно возникает такая остроощущаемая
иннервация между ними, что все желания вспыхивают в одночасье - разом и
одновременно.

Справедливо утверждение: всякая любовь - счастье, даже несчастливая.
Справедливость этого выражения можно признать полностью, без всякой
сентиментальности: понимая это как счастье любви в самом себе, которая в
присущем ей праздничном волнении будто бы зажигает сто тысяч ярких свечей в
затаенных уголках нашего существования, чей блеск яркими лучами озаряет всех
нас изнутри. Потому люди с истинной душевной силой и глубиной знают о любви
еще до того, как полюбили, - подобно Эмилии Бронте.

В эротическом опыте реальной жизни любовь и обладание другим человеком
прибавляют к этому глубинному опыту особый вид счастья, счастья как бы
удвоенного - подобно эффекту эха. Удивление и радость от того, что вещи
изнутри откликаются на наш возглас ликования.

Поэтому любой вид духовно-творческой деятельности в эротическом
состоянии с особой силой подвержен влиянию, порою он повышается,
воодушевляется, и это случается даже в тех сферах, которые практически очень
далеко лежат от всего личного.

Обращенный в эту творческую глубину, наш дух, находясь в таком
бессознательно-эротическом состоянии, обнаруживает силы, которые до этого
были неведомы нам, наряду с утратой других сил, которые были известны нам
ранее.

Это звучит странно, но есть тем не менее чудесные стороны бытия,
которые воистину в полной мере связывают влюбленного с часто хваленой
детской непосредственностью гениально творящих натур.

Эта детская непосредственность, в которую, в силу эротического
омоложения, может впасть самый благоразумный и закоренелый педант, отличает
строжайшим и неподкупнейшим образом подлинно эротическое от любого рода
похоти, ибо та всегда остается изолированной, локальной в своем телесном
возбуждении и не вызывает того исключительного состояния опьянения, которое
охватывает человека целиком.

Определенные вещи стилизуются, ощущаются как бы вне реальности в своем
собственном мире, и может потому, что они поэтически наполнены, и могут
только в такой форме вообще восприниматься.

Художник выбирает только те вещи, которые его настраивают продуктивно
вплоть до гениальности, он может выбирать к тому же только определенные их