"Гвардеец – Дороги Европы" - читать интересную книгу автора (Данилов Дмитрий Мастерович)

Глава 14

Я после ухода Кирилла Романовича крепко задумался. Вот уж действительно 'закавыка'. Появление засланца смешало мне все карты. Вычислить меня ему будет на первых порах проблематично, но стоит мне предпринять какой-то нетипичный ход, и всё… буду как на ладони. Приходи и бери тёпленьким.

Нет, смерти я не боюсь, причём давно. Всякого насмотрелся. Людей пугает неизвестность, а для меня в смерти ничего неизвестного нет. Плавали, знаем. Другое беспокоит: раз уж доверили такое важное дело, надо довести его до победного конца. Да и самому интересно, в какую сторону двинется Россия, если на престоле останется император Иоанн.

Что самое смешное, его ведь пока даже в проекте не существует. Есть жених – принц Антон Ульрих Брауншвейгский, есть красавица-невеста Анна Леопольдовна, но до местного ЗАГСа эта парочка ещё не добралась. И вопрос доберётся ли? Я тут всякого понаслушался.

Говорят, что принцесса жениха органически не переваривает, крутит шашни с польско-саксонским посланником графом Линаром, а на бедолагу Антона даже не смотрит. Видел я того Линара: действительно, представительный мужчина, роскошно одетый, атлетически сложенный, да просто красивый, из тех, кого только в бразильские мыльные оперы на роли роковых красавцев Донов Педро приглашать. Низкорослый, щупленький заика принц Антон по сравнению с ним замухрышка, хоть и кровь у него голубей некуда. Это в смысле аристократической породы, а не ориентации.

И хотя Линара с треском прогнали из России, не удивлюсь, что его светлый образ прочно угнездился в душе принцессы Анны. Впрочем, как-то эта оказия рассосалась, я уж лучше о насущном поразмыслю.

Нет, я, конечно, люблю головоломки: кубик Рубика, кроссворды, сканворды, шарады всякие, но игра 'Сыщик, найди вора' не для меня. И без того проблем накопилось столько, что впору пойди к Неве и утопиться. Взять, к примеру, безденежье. Как всё замечательно начиналось: туда ехали с полными кошельками, а обратно вернулись практически без штанов. Но не всё так плохо. Деньги на первое время раздобыть можно, да и жалование уже не за горами. Как-нибудь проживём.

Я выбил пыль из мундира, переоделся и отправился в редакцию, рассчитывая выручить гонорары за последние выпуски моего романа. Сумма скопилась хоть и небольшая, но для поддержания жизненного тонуса хватит.

За время нашего отсутствия Питер не изменился, не считая земельных работ в самых неожиданных местах: где-то прорыли кучу канав, где-то засыпали старые ямы. Невольно вспомнилась прошлая жизнь. У меня в бывшем дворе постоянно велись археологические раскопки. Только положат свежий асфальт, ещё чёрный, пахучий, глядь – работяги, в которых без труда угадываются гастарбайтеры из солнечного Таджикистана или не менее солнечной Молдавии уже курочат его отбойными молотками. И так из года в год. Чего тогда удивляться, что у нас в ЖКХ деньги исчезают как в бездонной бочке? Скупой платит дважды, а порядочный до конца жизни.

Но шагал я с чувством глубокого удовлетворения. Питер мне всегда нравился. Что-то есть в этом городе. Богатая, сытая Москва, хиреющий Новгород, не реализовавшая своего шанса Вологда и лощёно-европейский и в то же время такой родной Санкт-Петербург. Жаль что бывал в нём раньше только наездом.

Редактор встретил меня как Пастернак Нобелевскую премию: приятно, конечно, но, Боже мой, сколько головной боли в ближайшем будущем!

– Рад вашему визиту, барон. Как провели время?

Улыбка его растянулась будто резиновая. Естественно, я всё же приносил доход, не астрономический, но стабильный.

– Благодарю вас, неплохо. Прибалтийские курорты пошли мне на пользу.

– Да? – недоверчиво протянул редактор. – А, глядя на ваше лицо, такого не скажешь. Простите мою неловкость, но я рискну высказать предположение, что вас можно смело выставлять в качестве медицинского пособия. Синяки, шишки… Все болячки собрали? Ничего не пропустили?

– Мелочи жизни, – отмахнулся я. – Меня больше заботит другое: с чьей-то подачи мой дом превратился в цветник.

– Ах, вот оно что! – редактор всплеснул руками. – Не обращайте внимания. Ваша книга нравится читателям, не всем, конечно, но таких, кто ждёт каждый выпуск с нетерпением, предостаточно. А публика, она знаете, всякая бывает. Если несколько весьма экзальтированных особ, которые норовят заполучить новую модную игрушку, будь то заезжая оперная знаменитость, талантливый комедиант или сочинитель. Потом они резко пресыщаются и начинают алчно искать новое развлечение. Так что не вы первый, не вам и быть последним. Что-то подобное я и ожидал услышать.

– Выходит, мои эльфы попали в модную струю?

– Хм, интересное выражение. Да, пожалуй, вы правы. Публику привлекла необычная манера письма, нетипичный слог. Да и мыслите вы… своеобразно. Так что сочинитель Гусаров и впрямь нынче пребывает в фаворе. Надолго ль – не могу вам сказать. Может, кофею будете? Для продолжения беседы…

– Не откажусь.

– Тогда велю сварить его и сюда принести. Кофей у меня особенный, такого по всему Питербурху не сыщете.

Редактор позвонил в колокольчик и, вызвав секретаря, дал ему указания, а потом продолжил прерванный разговор:

– На чём я остановился? Ах, да, После того, как ваше сочинение снискало пристальное внимание, в редакции просто не стало отбоя от восторженных почитательниц. Более всего их интерес распаляет, что настоящее имя автора укрыто от них под замками. Иной раз дамы категорично настаивают, чтобы я раскрыл ваше инкогнито, а вы представляете себе насколько могут оказаться настойчивы прекрасные фемины!

– Представляю, – кивнул я, вспомнив записочки, некоторые из которых могли вогнать в краску Дон Жуана с Казановой вместе взятых.

Выходит, у меня чуть ли не фан-клуб образовался. Вот уж не знаю, как к этому отнестись. Пока что ни плюсов, ни минусов не наблюдается, а там посмотрим. Лишь бы не мешало нормальной жизни. Впрочем, кого я пытаюсь обмануть? И дураку ясно, что назревает потенциальный геморрой, способный в перспективе отравить мне существование. Остаётся рассчитывать на то, что волна интереса к моему скромному бумагомаранию постепенно спадёт. Останутся лишь те, кому и впрямь хочется читать, а не искать повода для знакомства.

Да и вообще – противно ощущать себя атрибутом гламурного общества. Я и в прошлом при виде глянца, что в жизни, что в печати плевался, а сейчас обозлился ещё сильнее. Помню, как бесило интервью по телику с несчастной манекенщицей, у которой сегодня съёмка в Париже под палящим солнцем, а завтра в Риме под фонтанами, и как она несчастная страдает от перенапряжения и сплошных нервных стрессов. Вот если бы эта сухая вобла повкалывала по-настоящему: так, чтобы встать в шесть утра, приготовить еду для детей, развести младшего в садик, а старших в школу, затем отбарабанить полный рабочий день с получасовым перерывом на обед, накупить полные авоськи, забрать детишек, накормить-напоить их, проследить, чтобы сделали уроки, постирать, погладить, спать уложить. Тогда да, я бы проникся к ней уважением, а так…

– Мы пришли к обоюдовыгодному решению. Адрес я никому открывать не стал, но согласился передать все послания по назначению. С этого момента моя жизнь превратилась в сущую каторгу. Пришлось нанять курьера, в обязанности коего вошла доставка цветов и записок до порога вашего дома.

– Надеюсь, он не из болтливых?

– Ни в коем разе! – обиженно воскликнул редактор. – Это же дока! У него большой опыт по скрытной части. Ванька Осипов по прозвищу Каин. Легендарная, если можно так выразиться, личность. Сказывают, много шороху когда-то по Москве наводил, да надоело ему честный люд в подворотнях грабить, кошельки на площадях у прохожих тянуть, вот и надумал перебраться из Москвы в Питербурх, ремеслом честным себя занять. А поскольку грамоте он с измальства обучен, так решил, что дорога ему лежит туда, откуда несут по Руси печатное слово. Ко мне пришёл, шапку заломил, до пояса поклонился и попросил, чтобы я хучь к чему-то полезному определил да по-книжному писать научил. Пока на посылках у меня бегает, а потом глядишь, инда и впрямь литератор из него вырастет, – не без гордости похвастался редактор.

– Почему нет? Писатели всё равно, что жулики, тоже враньём на жизнь зарабатывают, – согласился я.

Сам при этом решил по возвращении домой провести срочную ревизию. Может, редактор и впрямь поверил в раскаяние вора, но поговорка 'сколько волка не корми' возникла не на пустом месте. Да нет, зря я, наверное, себя накручиваю, всё равно у нас с Карлом кроме пары нательного белья и брать нечего.

Слуга внёс в кабинет поднос с дымящимся кофе, расставил чашки, вазочку с печеньем и удалился. Я принюхался:

– И вправду необычный запах. У вас действительно готовят потрясающий кофе.

– А вы попробуйте. На вкус он ещё лучше. Я сделал глоток:

– Божественно.

– Рад, что нашёл в вас ценителя, – с видом 'знай наших' откликнулся редактор.

Он пришёл в благодушное настроение. И тогда я решил нанести ему главный удар.

– Я тут поразмыслил над вашими словами о моём внешнем виде. Пожалуй, вы правы, здоровье надо поправить.

– Всенепременно надо! Беречь себя надо смолоду, чтобы к старости болячек было меньше, – поддакнул редактор, откусывая печенье.

– Но, лечение дело дорогое, вот я и пришёл, чтобы забрать причитающийся гонорар и обсудить возможность его увеличения.

– Хм, – редактор аж поперхнулся, пришлось похлопать его по спине. – Вы выбрали крайне неудачный момент. Я сейчас совершенно стеснён в средствах. Весь капитал я пускаю в новое дело, собираюсь увеличить тираж газеты. Как только моё начинание будет окупаться, я щедро вознагражу вас.

– Синица в руке была бы предпочтительней, – заметил я.

Мы долго препирались. В итоге победили молодость и сила. Выцарапав три рубля, я возвращался в приподнятом настроении. Дома оно ещё улучшилось: Карл – целый и почти невредимый, спал на лавке, укрывшись лоскутным одеялом. Будить я не стал, впереди предстоял трудный день: визит к ротному и, возможно, полковому начальству, доклад по всем пунктам, обязательные разборки по пустякам и нет. Начиналась обычная армейская рутина с её караулами, учениями и работами.

Утром мы с Карлом прибыли в полковой двор, чтобы доложиться о прибытии из командировки. Там нас уже поджидали Михайлов и Чижиков, оба слегка навеселе, но я не стал попрекать их за сивушный запах из рта и плохую координацию движений. После испытаний, выпавших на их долю, мужики имели полное право расслабиться.

Наша рота находилась в летних лагерях – кампанентах, оставшийся при штабе дежурным капитан Толстой долго ломал голову, решая, какую бы дыру нами закрыть. В итоге меня отправили в полковую канцелярию чинить перья, подшивать бумажки и промокать чернильные пятна, а Карл, Чижиков и Михайлов покорно взяли кирки, лопаты и носилки и с песней потопали мостить дорогу. Михай в расположении полка так и не появился. Собственно ему, как партикулярному человеку, делать здесь было нечего.

Я собирался навестить капитана Анисимова, узнать, как продвигаются его дела, но как выяснилось, артиллерист тоже отбыл в лагерь, забрав всех помощников. Надеюсь, что отправился он не с пустыми руками. Кирилл Романович обещал, что скоро сводный гвардейский батальон выступит в поход против турок. Было бы здорово опробовать новую пулю в условиях реального боя.

Я пришёл в канцелярию, доложился по форме. Старший писарь нарезал мне фронт работ, а сам ушёл пить водку. Что ж, дела идут, контора пишет.

Писаря, как им и положено, изводили тонны бумаги. Я снова поразился обилию служебной переписки. Получилось, что каждый чих протоколировался в специальном журнале, потом всё это сводилось в особые отчёты, которые рассылались в десятки инстанций. Армейская бюрократия цвела и пахла.

Подкинутая Толстым работёнка быстро наскучила. Я задремал за столом, положив голову на сведённые вместе руки. Скрип гусиных перьев и вялый трёп писарей не помешали мне продрыхнуть до обеда. Я перекусил купленной у уличных торговцев снедью и стал слоняться по штабу.

В обычное время жизнь здесь била ключом, но сейчас здание пустовало. Штаб походил на школу во время летних каникул. Никого, кроме учителей и директора… пардон, командира полка Густава Бирона. Не знаю, с какой стати он тут оказался, но я столкнулся с ним в коридоре нос к носу.

– Здравия желаю, ваше высокородие!

– О, фон Гофен, – обрадовался подполковник. – Давно в Петербург возвратились?

– Вчера вечером, господин подполковник.

– Все живы-здоровы?

– Так точно, все.

– Достойно похвалы. Пойдём ко мне, расскажешь что да как, – весело сказал офицер.

Скоро выяснилась причина его хорошего настроения. Бирон со дня на день ожидал прибавления в семействе: красавица-жена Александра вот-вот должна была разрешиться от бремени.

– Если родится сын, назову его в честь батюшки Карлом. Два года прошло с того дня, как отец мой преставился, упокой Господь его душу.

– А если дочь?

– Дочь назову именем благодетельницы всей нашей фамилии, Анной. Собирайтесь, барон. Я забираю вас с собой, – неожиданно приказал подполковник. – Едем ко мне. Я хочу, чтобы сейчас подле меня находился преданный человек, способный разделить со мной радость.

Мы сели в карету Бирона и покатили к его дому. Позади неслись конные гайдуки в расшитых серебром и золотом кафтанах.

Экипаж въехал в открытые ворота, остановился возле двухэтажного каменного особняка. Двое солдат-измайловцев вытянулись во фрунт, приветствуя командира. Тёмные лакированные двери распахнулись. С высокой лестницы к карете сбежал страшно взволнованный человек в зелёном камзоле. Я узнал дворецкого.

– Беда, беда, ваше высокородие! – замахал руками он.

Бирон побледнел, рывком открыл дверцу кареты, спрыгнул без всякой подставки на землю.

– Что случилось?

– Супружнице вашей, Александре Александровне плохо. Господин лекарь говорит помре она скоро.

Приехали, подумал я, глядя на пошатнувшегося от столь ужасного известия офицера.

Бирон на негнущихся ногах поднялся по ступенькам, зашёл в особняк. Я следовал за ним по пятам. Навстречу вышел невзрачный мужчина в очках с толстыми линзами. Это был лекарь, он снял парик, под которым обнаружилась обширная лысина, и скорбно произнёс:

– Мне очень жаль, но я не господь Бог, чтобы вершить чудеса. Хорошо, что вы прибыли скоро и застанете супругу живой. Священник прибудет с минуту на минуту. Бирон схватил врача за грудки, дёрнул к себе:

– В чём дело, почему моя Саша умрёт?

– У неё слабый организм. Она не переживёт роды, которые могут скоро начаться, – вырвавшись из медвежьей хватки курляндца, сообщил врач.

– И вы ничего не можете сделать?

– Боюсь, это так. Медицина, увы, бессильна.

На Густава Бирона было страшно смотреть. Он враз осунулся, куда-то подевались его высокий рост и богатырская стать.

Я вдруг вспомнил о докторе Куке, хирурге-англичанине. Вот и представился ему повод показать своё искусство. Только бы он был в Петербурге.

– Господин подполковник, могу я воспользоваться вашей каретой?

– Что? – Бирон повернулся, окинул меня непонимающим взглядом. – Зачем она вам, барон?

– Я постараюсь привезти другого врача. Очень хорошего. Может ещё не всё потеряно.