"Леонид Андреев. Gaudeamus " - читать интересную книгу автора

белую гриву запустил. Ха-ха!
Лиля. Ну, пустяки, только бы не лысый. Ужасно боюсь лысых...
Козлов. Да о чем вы, господа? Лысый не лысый, тут речь о деле идет, а
они... Как твое мнение, Костик - выскажись, как наш председатель, ты и устав
блюдешь.
Костик. Нельзя принять. Какая бы там у него душа и шевелюра не была, а
раз он не стародубовец - в землячество принять нельзя. Пусть идет в свое.
Дина. У него своего землячества нет: та гимназия, где он когда-то
учился, не то совсем закрыта, не то перенесена в другой город.
Онуфрий. Вот Мафусаил!
Стамескин. Я стою за прием. (К Онучиной.) Вы также?
Онучина. Я также. Конечно, принять!
Козлов.(вызывающе). Это на каком же основании, Стамескин? Вообще я
замечаю, что вы и ваши товарищи совсем не намерены считаться с уставом. Вы
проваливаете ссуды, требуете, чтобы деньги шли на посторонние землячеству
цели...
Онучина. Мы не считаем их посторонними.
Петровский. Господа, господа, здесь не собрание! Успеете в субботу
наругаться, ей-Богу!
Козлов(сердито). Молчи, тетя! Я нахожу, что Стамескин своими
отступлениями...
Костик. Погоди, Козлов. Стамескин, не хотите ли вы изложить вашу точку
зрения? Погоди же, Козлов.
Лиля. Я тоже стою за принятие Старого Студента.
Костик. Да успеете вы, Лиля! Стамескин, за вами слово.
Стамескин встает, закладывает руки за спину и говорит медленно, слегка
в нос.
Стамескин. Я нахожу, что вы, господа, ставите себя в очень тесные
рамки, в которых скоро задохнетесь от неимения настоящего, живого дела. В то
время, когда люди стремятся к слиянию в естественные большие группы, вы
устанавливаете какие-то внешние незначительные и даже смешные признаки...
Козлов(нетерпеливо). Что же, по вашему мнению: и студенческий мундир -
только внешний признак?
Стамескин. Если только вы в нем не родились... Но и тогда он будет
только цветом вашей кожи и, стало быть, остается признаком внешним...
Гриневич. Нет, позвольте! Я хочу сказать! О выборах мы потом
поговорим, - вы вот что скажите мне...
Костик. Господа! Так нельзя же!
Онуфрий. Оставь, Костя, теперь его все равно не остановишь. Говори,
Гриневич, отводи душу.
Гриневич. Господин Стамескин, скажите, пожалуйста: почему это вы, когда
все мы пели, изволили молчать?
Смех.
Блохин. Верно!
Гриневич. Нет, вы не смейтесь, это гораздо серьезнее, чем вы думаете.
Мне обидно, потому я и говорю! Я человек робкий, но я не могу молчать, когда
господин Стамескин из прин-н-ципа не желает петь. Ведь он не только не пел,
а он нас осуждал - верно, господин Стамескин, или нет?
Стамескин(после некоторого молчания). Верно.
Онуфрий. Вот он римский-то нос, Сережа! Строгий профиль.