"Леонид Андреев. Защита" - читать интересную книгу автора

- А не судились ли вы за кражу портмоне у пьяного? Мировой судья
приговорил вас к двум месяцам тюремного заключения?
Таня молчала. К чему она будет говорить? Жаль только, что она
рассердила Андрея Павловича, не сумевши как следует рассказать.
Начался бесконечный допрос свидетелей. Перед все более туманившимися
глазами Колосова проходили вежливые, многоречивые и благообразные
содержатели кабаков, заспанные и как будто чем-нибудь оглушенные
прислуживающие. Одни загромождали свою речь тысячью мелких подробностей, и
их нельзя было заставить замолчать; из других приходилось вытягивать каждое
слово. Появился свидетель - симпатичный, чисто одетый мальчик, худенький и
застенчивый. После нескольких одобрительных слов председатель спросил, что
делали Белоручка и другие, когда заходили к его бабушке в хату.
- Калтошку чистили, - ответил мальчик и, взглянув исподлобья на
председателя, улыбнулся.
Улыбнулся суд, улыбнулись присяжные, улыбнулась и тихо плакавшая Таня,
и слезинки блеснули на ее глазах. Колосов заметил эту любовную улыбку
матери, похоронившей своего ребенка, и подумал: "Ради одной этой улыбки
нужно оправдать ее". Часы шли за часами, и Андрей Павлович чувствовал себя
все хуже и хуже. Перед утомленными глазами его протягивались блестящие нити;
слух с трудом воспринимал звуки; смысл речей терялся для него, и раз он
вызвал уже замечание председателя по поводу вторично предложенного одного и
того же вопроса. Апатия и скука затягивали его. Он пытался расшевелить себя,
в перерывах курил до головокружения, выпил рюмку коньяку, но минутное
возбуждение сменялось полным упадком энергии. "Боже, что со мной?" -
приходила минутами мысль, и где-то ощущался страх, а по спине поднимался
холодок. Померанцев, смелый, бойкий, настойчивый, вел следствие прекрасно:
выматывал душу из свидетелей, вступал в ожесточенные схватки с председателем
и прокурором и вызывал в публике одобрительные отзывы.
Речи начались только в одиннадцатом часу вечера Прокурор, пожилой
сутуловатый человек, с умным, но мало выразительным лицом, с тихой,
спокойной и красивой речью, был грозен и неумолим, как сама логика, - эта
логика, лживее которой нет ничего на свете, когда ею меряют человеческую
душу. Оставаясь на почве фактов, и только фактов, без трескучих фраз и
деланных эффектов, прокурор петлю за петлей нанизывал на сеть, опутавшую
Таню. Бесстрастно, эпически начертав картину среды, в которой жили
преступники, он приступил к описанию самого злодеяния.
Колосову, нервно перебиравшему холодными руками свои заметки, казалось,
что с каждым словом обвинителя в зале тухнет лампочка и становится темнее.
Он чувствовал сзади себя притихшую Таню; ее глаза расширяются при каждом
слове, которое, как тяжелый молот, гвоздит ее голову. Впервые со всей
ужасающей ясностью и подавляющей силой Колосов понял, какая безмерно тяжелая
лежит на нем ответственность. Сердце замирало у него, руки тряслись, а
грозный голос твердил: "Ты убийца! ты убийца!.." Колосов боялся оглянуться
назад: вдруг он встретит глаза Тани и прочтет в них мольбу о спасении и
слепую веру в него? Зачем он в тюрьме успокаивал ее и говорил о возможности
оправдания?..
...Все более чернеет грозная туча обвинения, нависшая над головой Тани.
С тем же жестоким спокойствием прокурор говорит о позорном прошлом
"Таньки-Белоручки", запятнавшей свои белые ручки в неповинной крови.
Вспоминает о краже, добавляя, что, быть может, она была уже не первой...