"Леонид Андреев. У окна" - читать интересную книгу автора

Но, как только Наташа отошла от него, им овладело чувство величайшего
страха, что она снова подойдет и снова заговорит. И Гусаренка он стал
бояться и долго находился в нерешительности, что ему делать: идти ли домой,
чтобы спастись от Наташи, или остаться здесь, пока Гусаренка не заберут в
участок, о чем известно будет по свисткам.
Весь следующий день Андрей Николаевич томился страхом, что придет
Наташа, и ноги его несколько раз обмякали при воспоминании о том, как он,
Андрей Николаевич, был отчаянно смел вчера. Но, когда за перегородкой у
хозяйки он услыхал низкий голос Наташи, он, подхваченный неведомой силой,
сорвался с места и развязно вошел в комнату. Так во время сражения впереди
батальона бежит молоденький солдатик, размахивает руками и кричит "ура!"...
Подумаешь, что это самый храбрый из всех, а у него холодный пот льет по
бледному лицу и сердце разрывается от ужаса. Но, едва Андрею Николаевичу
мотнулись в глаза два черных алмаза, страх тотчас пропал, и стало легко и
спокойно.
Промчалось невидных два месяца, и вышло так, что Наташа и Андрей
Николаевич любят друг друга. Это видно было из того, что он целовал Наташу и
в щеки и в эти черные страшные глаза, щекотавшие губы своими ресницами. При
этом Наташа подтверждала существование любви, говоря:
- Не нужно целовать в глаза - примета нехорошая.
- Какая же такая примета? - смеялся Андрей Николаевич и чувствовал,
насколько он, человек образованный, прошедший два класса реального училища,
выше этой темной девушки, верящей во всякие приметы.
- Такая. Разлюбите меня, вот что.
Раз есть возможность разлюбить - значит, любовь существует. Но откуда
же она взялась? И куда она девалась на то время, когда Андрей Николаевич не
видел Наташу? Тогда девушка эта казалась ему совершенно чуждой и далекой от
него, и в поцелуи ее так же трудно верить, как если бы он стал думать о
поцелуях той богатой барыни, что живет напротив. В самом слове "Наташа"
звучало для него что-то странное, чужое, точно он до сих нор не слыхал этого
имени и не встречал подобного сочетания звуков. Наташа... Он ничего не знал
о Наташе и о ее прошлой жизни, о которой она не любила говорить.
- Жила, как и люди живут, - говорила она. - Вы лучше о себе расскажите.
Эта просьба всегда затрудняла Андрея Николаевича, потому что
рассказывать было не о чем. Ему тридцать четыре года, а в памяти от этих лет
нет ничего, так, серенький туман какой-то, да та особенная жуть, которая
охватывает человека в тумане, когда перед самыми глазами стоит серая,
непроницаемая стена. Был у него отец, маленький рыженький чиновник в больших
калошах и с огромным свертком бумаг под мышкой; была мать, худая, длинная и
рано умершая вместе со вторым ребенком. Потом, с шестнадцати лет, Андрей
Николаевич стал также чиновником и ходил вместе с отцом на службу, и под
мышкой у него был также большой сверток бумаг, а на ногах старые отцовские
калоши. Отец умер от холеры, и он стал ходить на службу один. В молодости он
очень любил играть на бильярде, играл на гитаре и ухаживал за барышнями.
Пытался он тогда переменить свою участь, бросить казенную службу, но как-то
все не удавалось. Раз уже ему обещали хорошее место, да пришел кто-то другой
и cел на это место, так он ни при чем и остался. Да, может быть, это и к
лучшему было, потому что тот, похититель, и года не просидел на своем месте,
а он до сих пор - ничего, служит.
- И только? - спрашивала с недоверием Наташа.