"Леонид Андреев. Так было" - читать интересную книгу автора

Расходятся молча, теряя отдельные вскрики в нестройном топоте ног,
полные темных воспоминаний, предчувствий и ужаса. И всю ночь реют над
городом страшные сны.

III

Он уже пробовал бежать. Он очаровал одних, он усыпил других, и уже
близок он был к своей дьявольской свободе, когда верный сын родины узнал его
под личиною грязного слуги. Не доверяя памяти, он взглянул на монету с
изображением того, - и зазвонили тревожно колокола, и дома выбросили
испуганных, бледных людей: это он! Теперь он в башне, огромной черной башне,
у которой толстые стены и маленькие оконца; и стерегут его верные сыны
народа, недоступные подкупу, лести и очарованию. Чтобы не было страшно,
стражи пьют, и смеются, и пускают дым из трубок прямо ему в лицо, когда со
своим отродьем выходит он на тюремную прогулку; чтобы он не мог очаровать
проходящих, они толстыми досками закрыли снизу окна, обвели верх башни, по
которому он изредка гуляет, и только бродячие облака, озираясь, заглядывают
ему в лицо. Но он сильнее. Свободный смех он превращает в раболепные слезы;
сквозь толстые стены он сеет измену и предательство, и черными цветами они
всходят в народе, пятная золотой покров свободы, как шкуру хищного зверя.
Всюду изменники и враги. К границам, сползши со своих тронов, сбираются
такие же могущественные владыки и приводят орды диких, одураченных людей,
матереубийц, пришедших убивать мать свою, свободу. В домах, на улицах, в
загадочной дали лесов и деревень, в гордых чертогах народного собрания -
всюду шипит измена и черною тенью скользит предательство. Горе народу! Ему
изменили те, кто первый поднял знамя восстания, и их мерзкий прах уже
выброшен из обманутых гробниц, и их черная кровь уже напитала землю. Горе
народу! Ему изменили те, кому он отдал душу; ему изменяют избранники, у
которых честные лица, неподкупно-строгие речи и карманы, полные чьего-то
золота.
Уже обыскивали город. Предписано было, чтобы к двенадцати часам дня все
находились в своих жилищах; и когда в назначенный час зазвонил колокол, его
зловещие звуки гулко покатились по опустевшим, безмолвным улицам. С тех пор
как стоял город, не бывало в нем такой тишины; безлю-дие у фонтанов, закрыты
магазины, по всей улице от одного конца ее до другого - ни одного прохожего,
ни одного экипажа. Скользят у молчаливых стен встревоженные, изумленные
кошки; они не понимают - день это или ночь; и так тихо, что, кажется, слышен
бархатный стук их перебегающих лапок. Редкие удары колокола проносятся вдоль
улиц, как невидимые черные метлы, и точно выметают город. Скрылись и кошки,
испуганные чем-то. Безлюдие, тишина.
И на всех улицах показываются одновременно небольшие кучки вооруженных
людей. Они разговаривают громко и свободно топают ногами, и хотя их мало,
кажется, что от них больше идет беспокойного шума, чем производит его весь
город, когда движутся в нем сотни тысяч людей и экипажей. Каждый дом
поочередно проглатывает их и снова выбрасывает, и вместе с ними выбрасывает
одного-двух бледных от злости или красных от гнева людей. Они идут,
презрительно заложив руки в карманы, - в эти странные дни никто не боялся
смерти, даже изменники, - и пропадают в черной глубине тюрем. Десять тысяч
изменников нашли верные сыны народа; десять тысяч предателей нашли они и
ввергли в тюрьмы. Теперь на тюрьмы приятно и страшно взглянуть: так полны