"Леонид Андреев. Смерть Гулливера" - читать интересную книгу автора

ввиду его склонности к чудесному и необыкновенному. Гулливер не существовал
никогда, а тот, кто утверждает обратное, лишается звания ученого, навсегда
изгоняется из академии и предается проклятию в "Ежегоднике".
По окончании своих речей, при громе аплодисментов, ученые толпой
спустились вниз с трупа Гулливера, причем уже внизу, на самой земле, между
двумя маститыми представителями корпорации произошла потасовка, вызванная,
как оказалось впоследствии, коренным разногласием в их взглядах на
Гулливера: что такое Гулливер - миф или же легенда? Другие же ученые тем
временем жаловались, что, несмотря на принятые меры, теплую одежду и обувь,
они боятся простуды, так как от огромного трупа идет невыносимый холод,
способный не только охладить, но и заморозить самого пылкого оратора. Самую
же выдумку - устроить трибуну на трупе - они считают издевательством над
наукой: едва ли безрассудная и невежественная чернь оценит всю силу их
доказательств мифичности Гулливера, если ее глазам в то же самое время
легкомысленно представляется труп. Впрочем, по знаку церемониймейстера,
волнение среди ученых немедленно улеглось, а те двое, все еще продолжавшие
драться, были вместе посажены в темную, без окон, карету и отправлены
обратно в академию.
Вторая очередь была за многочисленными друзьями Гулливера, которые,
среди слез и воздыханий, передали свои воспоминания о почившем. Первый из
ораторов, имени которого, к сожалению, нам не удалось узнать, был самый
близкий друг Человека-Горы и сам обладал звучным, мужественным голосом и
исполненной достоинства внешностью. Дрожащим от любви голосом он подробно
рассказал, как однажды Гулливер на целых два дня позабыл его в своем
кармане. С изумительным красноречием оратор передал взволнованным слушателям
свои мучения от голода, жажды и темноты, и, наконец, радость Гулливера,
когда на третий день, полезши в карман за табакеркой, он нашел там своего
лучшего друга. По скромному признанию оратора, его советам и его неусыпному
наблюдению обязан Гулливер развитием своей силы и благородством души.
Второй оратор, обладавший необыкновенно сладким голосом, оказался также
первым другом Гулливера. Но как друг, обязанный быть правдивым из уважения и
любви к покойному, он должен был отметить некоторые дурные стороны в его
характере. Так, сознавался он, Гулливер был жаден, корыстолюбив и зол,
склонен к тщеславию, почему и друзей для себя выбрал из людей знаменитых,
способных отблеск своего величия бросить и на его голову. Сам по себе
ничтожный, Гулливер искусственно увеличивал свои размеры, делая для сапог
толстые подошвы. Как раз перед смертью Гулливер задумывал грандиозную измену
относительно приютившего его государства Лилипуты, в чем и сознавался со
слезами оратору. По грустному признанию оратора, только его благотворному
влиянию народ обязан тем, что весь его не перетоптал Гулливер своими
сапожищами. Нет сил описать ту жалкую завистливость, ту мрачную злобу,
которую Гулливер питал ко всем своим истинным друзьям, признавая только
подхалимство...
Здесь с оратором, к сожалению, случился припадок какой-то странной
болезни, вызванной волнением. На губах его показалась пена, а плавная речь
перешла в дикие и невнятные выкрики. Впрочем, по знаку церемониймейстера,
припадок быстро прекратился и при громе аплодисментов оратор торжественно
слез на землю. Но наибольших оваций удостоился третий оратор, также первый
друг Гулливера, сумевший своей искусной речью зажечь в лилипутах пламя
горячего патриотизма. Он доказал, что сам по себе Гулливер не мог бы значить