"Леонид Андреев. Смерть Гулливера" - читать интересную книгу автора

платков, делавших их не только негодными, но даже опасными в смысле здоровья
для немедленного употребления.
Самым, однако, торжественным и трогательным моментом был тот, когда на
труп взобрались оркестр и многочисленный хор и вполголоса, дабы не
возбуждать черни, исполнили величественную кантату, написанную для этого
случая знаменитым композитором-лауреатом. Мощные звуки, смягченные желанием
исполнителей не быть услышанными, вызывали в памяти величественный образ
Человека-Горы и поднимали настроение все выше, когда новая печальная
случайность вдруг прервала музыку и пение и все взоры обратила к дальним
рядам черни. По-видимому, там не знали, что сейчас гремит музыка, но, во
всяком случае, в середине толпы раздался какой-то новый очень громкий и
странный, не похожий на все предыдущие, звук. Посланные узнать, в чем дело,
сообщили церемониймейстеру, что это плачет какой-то плебейский ребенок,
которому будто бы очень жаль Человека-Гору. И пока церемониймейстер старался
понять, в чем дело, к плачу одного ребенка, как это часто бывает между
детьми, присоединился такой же странный и горький плач всех остальных
плебейских детей. Как ни хлопотали распорядители, угощая их шлепками и
подзатыльниками, плач становился все громче и переходил в явное неприличие
по отношению к высокому холодному и строгому трупу. Только удалением всех
детей, их отцов, матерей и дальних родственников удалось достигнуть
сравнительной тишины, но раз нарушенный чинный порядок уже не мог
восстановиться. С наглой развязностью на трибуну полезли какие-то не ведомые
никому грязные ораторы и, совершенно забывая о Человеке-Горе, начали кричать
о каких-то своих желаниях и даже требованиях. Кто-то кого-то бил, - одни
очевидцы утверждают, что это били запоздавших ученых, другие же очевидцы
говорят, что это расправлялись с друзьями Гулливера, третьи же, наконец,
доказывают, что били самих ораторов.
Чем кончилось торжество, неизвестно, так как в этом месте и в природе,
и в тогдашних хрониках наступает тьма. Но надо полагать, что по знаку
церемониймейстера порядок был восстановлен, так как ни в одном историческом
сочинении, относящемся к тому времени, нет и намека на что-либо необычайное
и тревожное. Наоборот, бронзовые медали, вылитые в память торжества и
изображающие лилипутов, которые венчают лавровым венком голову кротко
улыбающегося Человека-Горы, ясно свидетельствуют о полном благополучии и
прекрасном настроении действующих лиц.
Но пришла ночь. И вместе с ночью на обезлюдевшее поле, где покоился в
ожидании могилы огромный, строгий и важный труп, легла чуткая и страшная
тишина. Над городом еще светлело зарево городских огней: там еще
продолжались сборища в честь Человека-Горы. И вместе с ветром сюда доносился
невнятный и ровный гул голосов. А здесь было темно и тихо; и когда выплыла
из-за облаков маленькая луна, громадный труп окрасился бледным светом, как
цепь горных снеговых вершин. В огромной черной тени, лежавшей по одну
сторону трупа, мелькали, однако, какие-то слабые огоньки: то три тысячи
лилипутов поспешно заканчивали могилу для великана. Тихо скрежетало о песок
и землю железо лопат, вспыхивали голубые искорки при ударе киркой о камень,
и темная масса маленьких созданий, еле озаренных скупым светом редких
факелов, смутно копошилась на дне черной пропасти. Кто-то торопил. Слабо
доносились со дна шипящие звуки коротких приказаний, и страх незримо витал
между торопливыми могилокопателями.
А по другую сторону трупа на освещенном луною пространстве смутно