"Юрий Андреевич Андреев. Мужчина и женщина" - читать интересную книгу автора

имеет самое прямое отношение к преждевременной кончине Дарьи.
Она была веселой и прямой в отношениях с людьми на любом уровне. Так,
например, своим остроумием и чувством независимости она просто поразила у
нас на банкете нашего многодумного генерала, а уж тот умел разбираться в
людях!.. И при всей своей гордости и чувстве собственного достоинства она с
присущей ей добросовестностью отнеслась к счастливому изменению в ее женской
судьбе, к переходу из неопределенного состояния матери-одиночки в статус
сиятельной офицерской жены и матери немалого семейства. Не склонная к
выспренным словам, она лишь однажды прошептала, цепко прижимаясь ко мне всем
своим худеньким крепким телом и глядя в мои глаза горящими очами: "Ты - мой
идеал! Неужели это не сказка, что я - твоя супруга?"
Десятый ребенок в бедной восточно-сибирской семье, единственная
оставшаяся живой у матери, пережившая феерическую биографию, в которой было
и заведывание пушной факторией у самой кромки Ледовитого океана, и занятия
статистикой в Бурятии, и судоремонтные мастерские во Владивостоке, и
рыбоконсервный завод на острове Шикотан, и бесконечно многое другое было в
ее жизни. И при всем этом Дарью отмечала неукротимая тяга к культуре,
которая привела ее через всю страну в Питер и вопреки всем законодательным
препонам позволила закрепиться в нашем великом городе на Неве. На несколько
голов выше моих были ее познания в оперном искусстве и в серьезной музыке,
безупречным был слух и удивительным исполнение туристских и альпинистских
песен, которые так самозабвенно любила она распевать в компаниях своих
единоверцев по горным видам спорта.
Не высказываемая прежде даже самой себе, ее затаенная мечта об образе
жизни, наиболее соответствующем ее натуре, волею небес осуществилась. Общим
решением семейства она ушла из своего гальванического цеха -
высокооплачиваемого, но вредного для легких, и перешла на инструкторскую
работу в школу олимпийского резерва: и к дому ближе, и дело по душе, и
временем для семьи стало легче распоряжаться. Она очень серьезно принялась
обустраивать мой быт согласно своим представлениям о светской жизни: так
например, она завела в секретере зеркальный бар, куда стала раздобывать
разного рода бутылки - до сорока штук стояло их там (а с отражением в
зеркале - кошмар! - вдвое больше), и предметом ее высокого тщеславия было
поразить моих или своих сослуживцев удивительными напитками или коктейлями.
Я только посмеивался, понимая, из каких пластов предыдущей нищеты взрастали
подобные представления о "красивой" жизни.
Она была очень сдержана на высокие слова, но я знаю, что любовь ко мне
и преданность семье составляли суть ее существа. Через год совместной жизни,
когда она была в положении, случилась беда: ей сообщили, что со мной в
дальней командировке (она сразу поняла, что в Афганистане) случилось
несчастье, но сейчас уже все в порядке, самое главное - жив и можно не
беспокоиться... Когда я приехал, то застал ее в больнице: от нервного
потрясения случился выкидыш, двойню не сохранили. Я так и не узнал, кто
проявил подобную "заботу" обо мне.
Говорю об этом для того, чтобы еще и еще раз сказать: Дарья любила меня
самозабвенно, всей сильной и одинокой женской натурой, изжаждавшейся по
счастливой жизни. Она стремилась по необоримому чувству долга полностью
соответствовать представлениям об этой счастливой жизни.
И вот тут-то нас ожидал конфликт. Конфликт, который рос, усугублялся и
стал, в конце концов, непреодолимым. Счастье любви, полноты бытия, радости