"Николай Андреев. Трагические судьбы. Как это было на самом деле " - читать интересную книгу автора

было. Мы не представляли, какой режим будет, но никакого отчаяния, никакого
страха не было".
Они, разумеется, и представить не могли, сколько им придется провести в
ссылке, да и никто не знал. Оказалось: семь лет! Боннэр привыкла мерить все
на войны, и позже, когда Горбачев разрешил им вернуться в Москву,
воскликнула: "Ведь мы провели в Горьком почти две Великих Отечественных!"
Между прочим, плакать им все-таки пришлось. В Горьком они испытали безмерное
горе разлуки. Сахаров объявил голодовку и его насильно увезли в больницу,
где страшно мучили. Они не виделись пять месяцев, не знали ничего друг о
друге. И наконец встреча. Боннэр так описывает ее: "Медсестра ведет Андрюшу.
Он в том же светлом пальто, в каком его увезли тогда, в начале мая, в
больницу из прокуратуры, в своем беретике, не похудевший, скорее,
одутловатый. Мы обнялись, и Андрюша заплакал, и я тоже".
Но это все будет потом, потом, до этой драматической минуты надо еще
дожить. А пока персональный самолет производит посадку в Горьком. Ссыльных
препровождают в микроавтобус - окна, само собой, зашторены - и он трогается.
"Куда вы нас везете?" - спрашивает Боннэр. "Увидите!", - с ухмылкой сообщает
чекист. Она пытается выглянуть наружу, но сопровождение грубо пресекает
попытку отодвинуть шторку.
Город поразил их тоской и унынием.
Доставляют их в кирпичный дом по адресу: проспект Гагарина, 214. Я был
в той квартире. По советским понятиям, просторно - четыре комнаты. До
Сахаровых здесь останавливался командированный люд. Казенная мебель,
подобными безликими кроватями, шкафами, диванами обставлены гостиницы. В
серванте вычурный чайный сервиз. Не жилище, а временное пристанище,
тоскливое и неуютное. С каким отчаянием вырвалось однажды у Елены
Георгиевны: "Моя мечта - дом мой, для меня, для моей семьи, то есть для нас
с мужем, - неосуществима, как неосуществим рай на земле".
Ссыльные прошлись по квартире, она им не понравилась: холодная,
неприятная. Холодная - в прямом смысле слова: температура не выше 12
градусов, хорошо, что взяли теплые пледы. Позже они покупали детские
бумажные пеленки и затыкали ими дырки в рамах.
Включили транзисторный приемник, сообщения о высылке - ведущая тема
голосов. Передавались протесты общественных деятелей, писателей,
интеллектуалов, с мощным осуждением выступили ученые - зарубежные. Первое
время глушилок не было, недели полторы слышимость была изумительной.
Попили чай - и легли спать. Как они привыкли - на одной кровати, тесно
прижавшись друг к другу. Так закончился этот будоражащий день - 22 января
1980 года.
И опять невозможно уйти от совпадений. Газета "Горьковский рабочий",
будто специально приурочив к приезду Сахарова, помещает в номере за 22
января заметку, посвященную 95-летию начала нижегородской ссылки Короленко.
В заметке описывалось, как замечательно жилось писателю в Нижнем Новгороде
после мучительной доли ссыльного в Якутии, как сразу же вокруг Короленко
образовался круг думающих интеллигентных людей. Максим Горький именно от
Короленко получил благословение на литературные занятия, и позже великий
пролетарский писатель с гордостью определит: "Можно говорить об эпохе
Короленко в Нижнем".
Все-таки есть в ссылке нечто почетное, встаешь в ряд знаменитых
личностей - это греет и возвышает. В XIX веке ссылка была знаком отличия,