"Николай Андреев. Трагические судьбы. Как это было на самом деле " - читать интересную книгу автора

касались. Но Файнберга вызвал заместитель директора по режиму В. Огородников
и сообщил, что генерал (представитель КГБ в институте) недоволен им, слишком
расхваливал в разговорах с Линде научные и человеческие качества Сахарова и
чуть ли не назвал его гением. Файнберг сказал, что все это соответствует
истине, а чтобы проверить точность высказываний, надо пригласить генерала и
прослушать записи. "Какие записи?! - взорвался замдиректора. - Вы за кого
меня принимаете!" На наивный вопрос, откуда же в таком случае генерал знает
суть разговора наедине двух ученых, ответа не последовало. Файнберга не
выпускали за рубеж до 1988 года.
"После похищения рукописи Андрей впал в депрессию. Он сказал, что книгу
надо бросить писать".
На многих кадрах оперативной съемки Сахаров с сумкой через плечо. В ней
самые важные документы и рукописи - килограммов 10-12. Сумку он никогда не
выпускал из рук, даже если выходил из машины, чтобы отдать в кассу
бензоколонки талончики на бензин. Подобная предосторожность типична для
советской действительности. Скульптор Эрнст Неизвестный еще в хрущевские
годы самые ценные документы и рукописи тоже хранил на себе: приделал в
пиджаке изнутри огромные карманы и набил их бумагами. Надежно!
Елена Георгиевна, выходя из дома, прибинтовывала к себе рукописи, что
было жутко неприятно - раздражало кожу, особенно в летнюю жару, но иного
выхода не было - оставлять в квартире записи было все равно, что сдать их на
хранение в КГБ. Милиционер Николай Грачев, дежуривший у дверей,
свидетельствует: "Когда они уезжали в город - а отсутствовали по несколько
часов, - в квартиру заходили. Конкретно кто, я назвать не могу". Сахаровы,
покидая квартиру, оставляли ключ в скважине. Сначала запирали дверь, но
гости, проникая в квартиру, пользовались никудышными отмычками, поэтому
замок выходил из строя. И Сахаровым надоело менять замки - добро пожаловать
на обыск!
И все равно Сахарова лишали рукописей, которые он носил с собой. Делали
это нахраписто, со взломом, по-уголовному. Однажды Сахаров и Боннэр поехали
на машине покупать билеты на Москву. Елена Георгиевна пошла в кассу, Андрей
Дмитриевич остался в машине, сумка при нем. Когда Боннэр зашла в зал,
почему-то обе кассы не работали. Пришлось полчаса ждать. Купила билеты,
вышла на улицу и с ужасом видит Андрея Дмитриевича, который идет навстречу,
вытянув вперед окровавленные руки. И такая странная походка, на лице такая
мука, что Елена Георгиевна похолодела: наверное, его сбила машина. Сахаров
сбивчиво объясняет: подошли какие-то люди... выбили стекло... что-то
брызнули в лицо... когда он пришел в себя, начал выбираться из машины, сумки
с рукописями уже не было... Рядом стояли две женщины в белых халатах, у
одной был чемоданчик с красным крестом, они интересуются: нужна помощь?
"После этого Андрей впал в депрессию. Он сказал, что книгу надо бросить
писать, что завязываем, - вспоминает Елена Георгиевна. - А у меня была
другая реакция: очень агрессивная. Я разозлилась. Я на него кричала, что он
должен продолжать писать. Так это длилось недели две. А потом он снова
взялся за работу". Сахаров плотно засел за воспоминания, в день исписывал до
30-35 страниц. Они делили рукопись пополам. Половину Елена Григорьевна
прибинтовывала к себе. В одну из поездок 1982 года в Москву на Ярославском
вокзале ее обыскали. Обыскали всю, и отобрали рукопись.
Владимир Крючков, шеф КГБ, как участник путча в августе 1991 года был
помещен в "Матросскую тишину". Там принялся писать книгу воспоминаний. И