"Г.Андреев. Белый Бурхан " - читать интересную книгу автора

ухмылка тронула его подсохшие губы:

- Печенку сырую ешь, хубун! Только от нее в человеке все здоровье и
сила! - Жавьян подумал немного и со вздохом добавил: - Не быть тебе ламой,
ховрак!.. Слаб ты духом и телом для святой жизни!.. Так и умрешь ховраком в
дацане!..

Сто восемь лун назад привел Пунцага в дацан отец, на глазах у
стражников и дежурившего на воротах ламы простился с ним, как с покойным:
кто уходил в монастырь, тот уходил для семьи живым в могилу... Теперь,
наверное, и забыли его в родном доме. Может, и отца давно нет, и матери, и
сестер? А он так любил младшую, Чимиту!

Хорошо тогда жилось Пунцагу! Его баловала мать, приучал к мужской
работе отец, пока судьбой не распорядился бродячий лама, проводивший по
деревням обязательный гурум амин золик3... Заметив любопытные глазенки
мальчишки, ласково позвал его с собой на изготовление соломенного чучела, в
которое надо было загнать духов болезни деда. Получая плату за совершенный
обряд, лама буркнул: "Хочешь покровительства неба - отдай сына в дацан!
Пусть всю жизнь молится за вас, грешных!"4 Совет ламы - всегда приказ, и вот
он, единственный сын у отца, здесь... Уже сто восемь лун... А сто восемь -
число священное!..

Нащупав подстилку, Пунцаг вздохнул и опрокинулся на спину: что
вспоминать и зачем? Он - ховрак-прислужник и умрет им, не достигнув даже
святости коричневого ламы - баньди... Чужие молитвы, чужие люди кругом,
чужой язык... А сколько лун живет в дацане сам Жавьян? Старый уже... Хорошо
приглядишься - совсем старый! Жамц моложе его, а уже-высокий лама, гэлун5!
Ширетуй дацана! Почему Жамц - гэлун и настоятель монастыря, а Жавьян -
только баньди и ничтожнейший из лам?

- Ты уже спишь, хубун? - вкрадчиво осведомился Жавьян. - Принеси свежей
воды! Пить хочу.

У Жавьяна всегда так: только прилег - поднимайся;
только понес кусок ко рту - вставай на молитву; чуть зазевался или
ослушался - подзатыльник, а то и пинок...

Пунцаг послушно поднялся, взял глиняную кружку, толкнул отчаянно
застонавшую дверь, гулко застучал деревянными башмаками по каменным плитам
пола. Мягкие и теплые гутулы здесь носили только ламы, да и то не все. Ламе
нельзя тревожить священного покоя дацана. Ховраку - можно, он не человек и
не лама, он - скот. Скот, который умеет не только работать, но и говорить.
Правда, работать ховрак должен всегда, а говорить, когда его спросят. Любой
лама может взять Пунцага за второе ухо и отвести к себе, заставить доить
коров и сбивать масло, рубить дрова и топить очаг, мыть пол и чесать ламе
пятки и спину... А ведь и в этом дацане есть ховраки, которые за пояс-терлик
заткнут любого ламу! Но они - проданные в дацан за разные провинности, и им
тоже никогда не носить коричневых, красных или желтых одежд! Они -
жертвенные, искупающие вину своих предков...