"Иво Андрич. Елена, женщина, которой нет" - читать интересную книгу автора

апреля до начала ноября. Зимой ее приходы редки, но и тогда они опять же
находятся в некой связи с солнцем и светом. И по мере того, как выше
подымается наше светило, ее появления бывают все чаще и оживленнее. В мае
они редки и нерегулярны. В июле, августе почти ежедневны. А в октябре, когда
после полудня солнце заливает все рассеянным, спокойным светом и человек
ненасытно, без устали упивается его лучами, словно утоляя жажду, она почти
не покидает меня, в то время как я сижу на веранде, покрытой кружевом,
сотканным из бликов и теней листвы. Я ощущаю ее присутствие в комнате по
едва уловимому шороху страниц или по неприметному потрескиванию паркета. Но
чаще, невидимая и неслышная, она стоит где-то за моей тенью. А я целыми
часами живу, сознавая ее присутствие, и это значительнее всего того, что
могут даровать глаза и уши и все остальные жалкие органы чувств.
Но когда солнечный путь становится короче и редеет листва, а на светлой
коре дерева нет-нет да и промелькнет уже тронутая линькой белка, привидение
начинает бледнеть и постепенно исчезает. Все реже в комнате за моей спиной
возникают привычные шорохи, полностью прекращаются шутки, которые доступны
лишь беззаботной молодости или вечному миру грез. Невидимая женщина
постепенно сливается с моей тенью. Исчезает и умирает, как исчезают призраки
и искры, не прощаясь и не предупреждая о своем уходе. Она никогда не
существовала. Сейчас ее нет.
Наученный долгим опытом, я знаю, что Елена спит, свернувшись в моей
тени, словно на чудесном ложе, откуда подымается и предстает передо мной
нерегулярно и неожиданно, повинуясь трудно уловимым законам. Своенравно и
всегда непредвиденно, как и подобает созданию, которое одновременно и
женщина, и призрак. Время от времени с ее появлением, точно так же как с
приходом обычной женщины, сотканной из плоти и крови, моя жизнь наполняется
сомнениями, беспокойством и грустью, которым нет объяснения и от которых нет
лекарства.
Так было прошлой осенью. Наступил конец октября. Мне кажется, это
случилось в последний день месяца. Уже двое суток дули какие-то ветры. Они
не затихали даже ночью и свирепствовали будто палачи, которым приказано
расправиться с цветами, листвой, ветвями. Им помогали в этом непрестанные
дожди. На западной стороне небосклона, не предвещая ничего хорошего,
разлилась зловещая краснота и, застыв, не двигалась с места, как
надзиратель, следящий за тем, чтобы палач точно исполнил свою черную работу:
все уничтожил, развеял, стер с лица земли. Со склона горы, где было мое
жилище, я спустился в намокший альпийский городок приобрести билет на
завтрашний поезд и уладить необходимые дела перед отъездом. На обратном пути
навстречу мне проезжали огромные синие автобусы, набитые народом. Туристы в
паническом бегстве покидали горы. Здоровый цвет кожи, потемневшей на
высокогорном солнце, делал их лица похожими на маски, в разрезы которых
тревожно смотрели глаза и под которыми угадывалась бледность, порожденная
страхом.
В прихожей, когда я туда вошел, господствовал полумрак, с которым
бессильно боролся проникающий в окно красноватый свет вечернего неба. На
полу стояли мои вещи, собранные в дорогу. Среди чемоданов, положив голову на
самый большой из них, ничком лежала Елена. В полутьме я не мог рассмотреть
детали, но поза женщины, и в этом не было никакого сомнения, говорила о том,
что огромное горе и неудержимые слезы заставили ее опуститься на пол и
рыдать над вещами, приготовленными к отъезду.