"Иво Андрич. Рассказ о слоне визиря" - читать интересную книгу автора

тягость. И не верь, если услышишь какие-нибудь другие слова, их могут
сказать лишь лгуны и негодяи, а мы в чаршии ничего общего с ними не имеем и
не хотим иметь. И прости, что я невольно явился пред твои очи!"
______________
* Господин секретарь (тур.).

Говорю я так, а сам даже не знаю, откуда все это в голову приходит.
Кончил я, упал на колени и поцеловал руку визиря и край его одежды, а он
что-то сказал одному из свиты, что - я не расслышал, и куда-то исчез. А
должно быть, что-нибудь хорошее сказал, потому что те двое в суконных
кафтанах вывели меня как нельзя лучше опять в темную залу, а затем во двор.
И тут вижу: собралась вся свита визиря, человек десять - двенадцать, все мне
улыбаются и кланяются, как будто я по меньшей мере судья. Двое из них
подошли ко мне и вложили в одну руку окку хорошего табака, а в другую -
мешочек со всякими сладостями и вывели меня на мост, как невесту какую.
Ну, дорогой мой, когда я увидел мост и Лашву, я будто второй раз на
свет родился.
Так я и остался в живых. А знаешь, если бы сделать, как хотела чаршия и
те, кто было со мной пошел, не открылась бы сегодня моя лавка и солнышко бы
меня уж не грело.
Только очень прошу, никому не рассказывай, ни за что... Сам знаешь, как
все это может обернуться.
- Да, конечно, знаю, будь спокоен. А как ты думаешь, неужели и вправду
визирь заведет еще одного слона? Алё пожимает плечами и разводит руками:
- Ах! Об этом только бог единый знает, и пусть об этом думает чаршия,
потому что я после всего этого никогда в жизни не стану заниматься ни
визирями, ни слонами.
- Уф! - отдувается сосед и хочет вытянуть из него еще хоть слово, но
Алё молчит и только улыбается.
Закончив свой рассказ и простившись со своим собеседником, Алё знал,
что это все равно что пустить по чаршии глашатая. И действительно, к ночи не
осталось ни одной лавки, где бы не знали во всех подробностях историю о том,
как он был в конаке.
В эти осенние дни рассказ Алё часто повторялся в лавках и у костров.
Одни ругали его, как придурковатого и подлого человека, который насмеялся
над всей чаршией; другие одобряли его и осуждали тех, кто заварил кашу, а в
последний момент бросил человека; третьи оскорбленно отмалчивались и
утверждали, что иначе и не может быть, когда всякие портные и казазы берутся
задело и составляют прошения визирю; четвертые в грустном недоумении качали
головой, не зная, что и подумать о таких людях и о таких временах. Но
рассказ Казаза продолжал быстро распространяться и, переходя из уст в уста,
слегка изменялся как по форме, так и по содержанию. А сам Алё никогда ничего
не скажет: ни черное, ни белое, ни да, ни нет, - а если и завернет вечером к
какому-нибудь костру, то на все расспросы лишь посмеивается, поглаживает
бороду и говорит:
- Хороший урок дала мне чаршия, спасибо ей, вот какое спасибо!
И низко кланяется, приложив руку к груди.
А люди сердятся, считая его балагуром, с которым нельзя серьезно
разговаривать, и говорят это вслух, когда его нет.
Существует и третий вид костров. Это самые немноголюдные, возле них