"Иво Андрич. Времена Аники" - читать интересную книгу автора

недолюбливающие хмурых молчальников, а уж тем более желающие иметь
священником человека жизнерадостного и словоохотливого, никак не могли
привыкнуть к отцу Вуядину. Любой другой недостаток они бы ему легче
простили. Женщины, создающие на селе добрую или худую славу, говорили, что у
попа всегда глаза на мокром месте и что им тошно в церковь идти, и при этом
всегда вспоминали "бедового батюшку Косту".
- Никчемный он, пустой человек, - сокрушались крестьяне, сейчас же
вспоминая родителя попа Вуядина, батюшку Косту, грузного, веселого, умного и
языкатого священника, прекрасно ладившего и со своими прихожанами, и с
турками, и с малым и старым и своей смертью вызвавшего общее горе. Старики
помнили еще и Вуядинова деда, отца Якшу, прозванного Дьяконом. И этот был
совсем другого рода человек. В молодости гайдучил и никогда этого не
скрывал. Спросит его кто-нибудь: "Отчего это тебя, батюшка, Дьяконом
называют?", а он и отвечает с доверчивой усмешкой:
- Э, сынок, был я еще дьяконом, когда подался в гайдуки, а так как
каждый гайдук должен иметь свою кличку, то меня и прозвали гайдуком
Дьяконом. Прилепилось ко мне это прозвище вместо имени. А когда годы, как
палки пса, остудили мой пыл, людям неудобно стало называть меня гайдуком;
так и отпала первая часть моей клички, наподобие лягушачьего хвоста, и
остался я просто Дьяконом.
Это был старик с буйной гривой волос и окладистой пышной бородой, не
побелевшей до самой его смерти, так и оставшейся рыжей и непокорной.
Горячий, необузданный и крутой, он и среди прихожан, и среди турок имел и
преданных друзей, и заклятых врагов. Он любил выпить и до самой глубокой
старости не чурался женщин. Но, несмотря на все это, его любили и уважали.
Ведя нескончаемые шумные беседы за чаркой хмельного, мужики никак не
могли уяснить, отчего это их батюшка не пошел ни в отца, ни в деда. А поп
Вуядин все больше предавался своей одинокой вдовой жизни. Поредела его
борода, волосы на висках посеребрила седина, щеки впали и посерели, так что
его крупные зеленые глаза и пепельные брови сливались с землистым цветом
кожи. Прямой, высокий и негнущийся, он говорил лишь в случаях крайней
необходимости глухим, бесцветным, ровным голосом.
Первый относительно образованный священник в роду, вот уже целое
столетие обслуживающем добрунскую церковь, Вуядин и сам сознавал все
несоответствие своего нрава и поведения занимаемой должности и прекрасно
понимал, чего от него ждет и хочет народ. Он знал, что они ждут от него
прямо противоположного тому, что он может дать и что он собой представляет.
Это сознание постоянно мучило его, но оно же сковывало его при всяком
соприкосновении с людьми и делало ледяным и неприступным. И мало-помалу
привело к глубокой и непреодолимой ненависти к ним.
Тоска и тяжелые лишения его одинокой жизни непреодолимой преградой
встали между ним и прихожанами. И раньше он страдал от невозможности
сблизиться, сойтись, сдружиться с людьми. Теперь его страдания удвоились,
ибо появились вещи, которые отец Вуядин должен был сознательно скрывать от
окружающих, а это заставляло его еще больше уходить в себя. И раньше каждый
взгляд и каждое слово, которыми он обменивался с кем-нибудь, были для него
непереносимой мукой и болезненным раздвоением личности. Теперь это стало
представлять собой опасность. А боязнь выдать себя делала отца Вуядина еще
более неуверенным и подозрительным.
Отвращение его к людям росло, наслаивалось и отравляло его сознание