"Иво Андрич. Времена Аники" - читать интересную книгу автора

Вот как это было.

1

Давно ушли в забвение времена, когда Аника объявила войну всему люду
крещеному и всем духовным и светским властям, а паче всех - добрунскому
протопопу Мелентию. Но некогда о событиях тех лет много судили и рядили, и в
разговорах время часто отсчитывалось от той поры, "когда Аника буйствовала
по округе".
В городе, где все жители похожи друг на друга, как овцы в отаре,
случалось, появится один, словно семечко, занесенное ветром, скроенный на
свой лад, и давай вносить раздоры и смуту, утихавшие только тогда, когда
удавалось подсечь его под корень и тем вернуть городу мир.
Отец Аники был Маринко Крноелац, пекарь. В молодости он славился своей
почти женской красотой, но рано постарел и опустился. Было ему около сорока,
когда, обходя свой сливняк за городом, на том берегу реки, он наткнулся на
прохожего крестьянина, подбиравшего с сыном сливы. Маринко прикончил его на
месте колом. Мальчишка убежал. Маринко в то же утро взяли жандармы. В
Сараеве его осудили на шесть лет каторги. Те, кому довелось быть в Сараеве,
передавали потом, что видели, как он, гремя оковами, таскал с другими
каторжниками известь на Желтый бастион. Четыре года отбыл бывший пекарь на
Видине на каторге. А вернувшись, привел с собой жену, так как старая его
жена, с которой у него не было детей, умерла, пока он был на каторге.
Крноелац снова стал заниматься пекарным делом и жил мирно, как до
случившейся с ним беды.
Вторая его жена, Анджа, была намного моложе Маринко, худая, согнутая в
пояснице, с мученическим смирением, написанным на ее лице, и изысканной
пугливостью в повадках. Ее недолюбливали и не понимали. Подозревали, что
Маринко подобрал ее где-то на каторге, отчего и прозвали Анджу Видинкой.
Напрасно Маринко доказывал, что это не так, что его жена - дочь пекаря, у
которого он работал некоторое время после отбытия каторги.
Это была мать Аники. У Маринко был с ней еще и сын, старше Аники.
Белолицый, стройный и высокий мальчик, с чудесными лучистыми глазами, но
слабоумный. Звали его Лалс. Вырос он возле матери, а потом помогал отцу в
пекарне; с молодыми парнями не водился, не пил, не курил, на девушек не
заглядывался.
Как родилась и подрастала Аника, никто не помнил в точности.
Подле необщительной и молчаливой матери росла худая и длинноногая
девочка с огромными глазами, полными недоверчивого высокомерия, и ртом,
всегда готовым искривиться в плачущей гримасе и казавшимся чересчур большим
на ее лице с мелкими чертами. Девочка все вытягивалась в рост. Мать
повязывала ей голову платком, на особый манер, так что ни единый волосок не
был виден, отчего та казалась еще более странной и худой. Угловатая и
ершистая девчушка ходила вечно сутулая, словно бы стесняясь своего роста, с
презрительно поджатыми губами и опущенным взглядом. Понятно, что на
пекарскую дочку никто не обращал внимания, тем более что при своей
непривлекательности из дома она выходила редко, да и то не дальше отцовской
пекарни и обратно.
Богоявление в тот год с непомерно ранней, длинной и сырой зимой
выдалось без снега и без льда. Процессия шлепала по грязи. Блестели иконы,