"Иво Андрич. Исповедь" - читать интересную книгу автора

Иван Роша десять лет тому назад ушел в гайдуки и был известен в
окрестностях Крешева; последние годы он провел в Далмации и Герцеговине, а
когда французы выгнали его оттуда, подался в Черногорию. Этой осенью он
вкупе с черногорцами ограбил возле Сеницы французского курьера, ехавшего в
Царьград. Французы настойчиво требовали найти грабителей и предать их суду.
Турки начали преследовать его по пятам. Полагая, что в родных местах его
вряд ли станут искать, он перебрался в Боснию. Еще в дороге он заболел.
Сейчас лежит в горах. Отдает богу душу, а бог ее не принимает.
- И он послал тебя за священником? - спросил один из монахов.
- Нет, простите, братья, - выкручивается Лёлё, которому очень трудно
говорить правду, но скрыть ее он не решается. - Дело было вот так. Во
вторник утром пошел я по дрова и вдруг слышу, как из кустов кто-то зовет
меня: "Лёлё, Лёлё!" Пошел я на голос и вижу: лежит человек на животе, весь
посинел и распух. Никак не могу я его признать, не видел ведь сколько лет!
"Я Иван Роша, - сказал он. - Помоги, говорит, ежели ты крещеный. Есть,
говорит, здесь, где-то полдорогой пещера, запамятовал, в каком месте.
Спрячь, говорит, меня там, а то, не ровен час, турки схватят или ночью
замерзну". И стал меня Христом-богом молить. Ну, пошел я искать пещеру.
Нашел в скалах дыру, все, как он мне описал. Взвалил его на спину, ровно
колоду, и снес в пещеру. Только тогда и разглядел, что дурная опухоль на нем
и что он при смерти. Сходил за хлебом и водкой. Вижу, совсем он плох. Водки
проглотить не может. Пить, говорит, хочу. Но и воду не может пить,
захлебывается. Хотел я разложить ему костер, да он не дал. Не надо, говорит,
я за ним следить не могу, а потому или задохнусь здесь, или дым выдаст меня
туркам. Набрал я сухих листьев и сделал для него подстилку, чтоб ему было
потеплее.
Игумен нетерпеливо кашлянул, но крестьянин продолжал:
- Пришел я на другой день. Ему будто полегчало. Купи, говорит, мне
водки покрепче, полыни и меда - примочку сделаю. И дал мне венецианский
дукат. Купил я все и от себя добавил две овчины, чтоб было ему чем
накрыться. Прихожу опят - лучше. Тому уж три-четыре дня будет. Нельзя мне
часто к нему ходить - еще заприметит кто, а все-таки жаль его, хоть он и
гайдук...
Снова один из монахов взглянул на игумена, собираясь прервать рассказ,
но крестьянин, который, видно, приготовился договорить все до конца, не
позволил себя остановить.
- Вчера, уж за полдень, взял я хлеба с брынзой и пошел. Он, несчастный,
стонет. Спрашиваю, что с ним, не отвечает, а только дергает меня за гунь и
хрипит, точно душа из него выходит. Даже не взглянул на еду. Уцепился за
меня и не отпускает и все глазами что-то ищет. Ты, говорю, простыл. Он
откашлялся и едва вымолвил: "Нет, брат, большой грех у меня на душе".
Заладил одно и все за горло хватается. "Большой грех гнетет меня, не могу я
с ним ни жить, ни умереть!"
Крестьянин в смущении замолчал.
- И он послал тебя за духовником?
Крестьянин почесался.
- Да нет, просто вижу я, что человек при смерти, а из-за грехов не
может расстаться с душой, вот и предложил ему: "Схожу я, Роша, в монастырь,
попрошу братьев, может, кто и придет сюда".
Крестьянин опять смутился и замолчал. Но теперь монахи сами требовали