"Иво Андрич. Барышня" - читать интересную книгу автора

он в состоянии понять, насколько верно и выгодно дело, когда оно ведется
таким образом. Ибо что значат мелкие неудобства и лишения, которые мы терпим
на службе береженью, по сравнению с тем, что оно дает нам и от чего спасает.
Оно поддерживает жизнь и неизменный порядок вещей, постоянно обогащает нас и
словно делает вечным то, что мы имеем; оно охраняет нас от трат, потерь и
беспорядка, от бедности, от нищеты, которая подстерегает нас в конце и
которая куда страшнее смерти, - сущий ад на земле и при жизни. И стоит
представить себе, как все вокруг постоянно и неприметно гибнет, исчезает,
рвется, ветшает, ускользает и сколь малы, сколь слабы наши попытки и потуги
что-то предпринять, как-то бороться с этим, как сразу согласишься на любые
муки и любые лишения, только бы устоять перед этой бедой, и неминуемо
устыдишься каждой минуты отдыха как пустой траты времени и каждого
проглоченного куска как мотовства и роскоши. Эта бесконечная борьба требует
фанатической отваги мученика.
От этих мыслей Барышню бросило в дрожь. Она воткнула иглу в чулок,
тяжело поднялась и пошла поглядеть на огонь в печке: в комнате было
невыносимо холодно. Собственно, в печке не пламя, а убогий огонек, которому
никогда не нагреть комнату, но который, как кажется Барышне, пожирает дрова
и уголь, словно Везувий, Этна или какой-то там вулкан в Америке - название
его она уже забыла, но знает, что его пламя еще прожорливее, чем у этих
знаменитых вулканов. Барышня направилась за углем, но тут же, вздрогнув,
остановилась, будто удержала себя от великого и непоправимого зла; стиснув
зубы, она мужественно вернулась на свое место и снова взялась за работу,
довольная собой и миром, в котором всегда и везде есть на чем сэкономить. (К
тому же она вспомнила, что как-то прочла в одной газете, будто в зимние
месяцы в казармах предписано поддерживать температуру пятнадцать градусов по
Цельсию.) Теперь она не чувствует стужи. Ее греет совок сбереженного угля.
Но руки у нее синие, губы серые, нос красный. Временами тело сотрясает
глубокая внутренняя дрожь. Однако Барышня не сдается и не покидает своего
места. Так бравые, бывалые солдаты в минуты опасности испытывают мимолетный
страх, но отважно подавляют его и идут вперед.
Вот и Барышня чинит, страдает, но не горюет и не покоряется. Цепенея от
холода, она укрепляет поредевшее место на чулке, осторожно протаскивает
иголку между ослабевшими и разъехавшимися нитями - одну захватит, другую
пропустит, одну захватит, другую пропустит - вперед-назад, вперед-назад,
покуда не зашьет и не укрепит прохудившееся место.
Затем она оглядывает чулок, и всю ее, с головы до пят, наполняет теплом
сознание, что еще одна вещь из ее имущества может быть занесена в графу
приобретений в ее сложной бухгалтерии потерь и прибытков. И больше того: что
в великой и вечной битве с порчей, убытками и тратами одержана еще одна
победа, что на огромной вселенской галере, которой постоянно угрожает течь,
заделана еще одна коварная щель. А часто бывают такие счастливые минуты,
когда сознание это вырастает до победного ликования.
Теперь приходит черед другой дыре на том же или на другом чулке. И
каждая дыра поначалу кажется безнадежной и неотвратимой. Однако каждый раз
Барышня в конце концов торжествует победу. В этой на первый взгляд
однообразной и скучной работе проходят часы, потому что она лишь выглядит
однообразной. На самом деле, поддевая нити и протаскивая иголку, Барышня
отдается игре воображения, воспоминаниям, и то думает, то мечтает на свой
лад, то вспоминает, а то и все это разом. Нить к нити, и за вечер перед ней