"А.Андреев. Очерки русской этнопсихологии" - читать интересную книгу автора

им надо было просто поспеваться, но Поханя, как они звали хозяина, сказал
тете Щуре: "Позволение, Егоровна, позволение..." Я ничего не понял, но она
кивнула и приступила еще раз. Очевидно, у них опять что-то не задалось,
потому что Поханя опять остановился и сказал своей жене: "Ну-ка, Кать,
побеседуй с ней. Не в позволеньи идет..." Бабки тут же как-то перестроились,
будто вырезали свой собственный мирок, замкнулись друг на друга и я услышал
после нескольких незначительных фраз о самочувствии, как Тетя Шура
рассказывает о том, как к ней не так давно приезжали с радио и записывали на
магнитофон ее пение. Сумели уговорить, хоть она и отказывалась. А она после
них разнервничаюсь, потому что это, может быть, грех. Я не смог тогда
понять, почему она считала то пение грехом, а это нет, но она рассказала,
что чуть ли не дала себе слово вообще не петь больше.
- Так чуть ли или дала?- тут же спросила ее тетя Катя. Тетя Шура
засмущалась, а потом призналась, что решила больше не петь совсем, как
только Поханя с тетей Катей умрут. Все засмеялись. Ей было около 85 лет в
это время, и я понял по их смеху, что хозяева старше.
Мы попили чайку, и они потихоньку снова приступили к песне. Но в этот
раз не заладилось у тети Кати. С ней, правда, беседовать не пришлось, потому
что, как только Поханя взглянул на нее своим суровым взглядом, она тут же
махнула рукой и объяснила: "Не помню, двор, что ли, оставила открытым?..
Люське зайти. Поди скоро пригонются. Сижу, саму свербит вместо пенья".
Очевидно, скоро должны были пригнать с выпаса деревенское стадо, и тетя
Катя, не желая отвлекаться во время пения, открыла ворота двора и дверь
хлева, чтобы ее единственная коза Люська могла зайти в стойло, да сама в
суете и забыла, сделала ли это. "И че, так и будешь свербиться?" - только и
сказал ей на это дед. "Вот ведь дура какая стала!"- пожаловалась она тете
Шуре и убежала проверять свои ворота.
После этого песня пошла лучше, но Поханя все-таки перебил ее еще раз,
спросив вдруг старушек с хитрым прищуром: "Чего это вы, девки, важные,
молодость, что ли, вспомнили?!" - и подмигнул им в мою сторону. Они
засмеялись: "Ну как же! Получше выглядеть надо". "Смотрите у меня",- только
и сказал он им и снова запел. К тому времени я уже неплохо был знаком с их
системой очищения сознания, которую они называли Кресением, и, с
удовольствием наблюдая ее в практике, подумал, что неподготовленный человек,
даже профессионал-психолог, пожалуй, ничего бы не заметил, настолько это все
бытовое, неброское...
Устранив все помехи, старички все-таки распелись, и маленькое чудо, за
которым я приехал, все же произошло для меня.
Впервые за шесть лет я услышал, как они поют. Их голоса вдруг начали
сливаться, причем, вначале слились каким-то странным образом голоса тети
Кати и Похани, хотя я не могу объяснить, что значит для меня "слились". Но
другого еловая найти не могу. Тети Шурин же голос, хоть и красивый,
несколько дисгармонировал на фоне их совместного звучания. Потом вдруг
что-то произошло, и он словно впрыгнул внутрь их совмещенного голоса и
слился с ним. Какое-то время их совместное звучание осознавалось мною как
слившиеся голоса, но произошел еще один переход, и общее звучание-гол ос
словно отделилось от них и зазвучало само по себе, будто над столом, вокруг
которого они сидели, появилось самостоятельно поющее пространство!..
У меня в теле началась мелкая дрожь, словно я трудился до изнеможения
на голодный желудок, в глазах начало плыть. Изменились очертания избы, лица