"А.Андреев. Очерки русской этнопсихологии" - читать интересную книгу автора

не смог бы существовать. Судя по величию Русского народа, его жрецы владели
этим искусством в совершенстве. Их прямыми наследниками были творцы действ
скоморохи и, в какой-то мере, офени. Настоящий офеня не просто завлекает
своими песнями, потешками и прибаутками покупателей, но и творит им
праздник, устраивает гулянье. Знаменитая песня про ухаря-купца, заехавшего в
деревню коней попоить, рассказывает о том, как он задумал гульбою народ
подивить. По сути, песня полностью накладывается на сюжет Некрасовских
"Коробейников" и отражает в сознании один и тот же образ - человека,
творящего народу праздник. Наградой ему отнюдь не деньги - девичья любовь,
людское веселье, да булатный нож... Далеко не все офени умирали дома.
Домовиной им часто становилась придорожная канава. Такой финал признавался
возможным всеми офенями и всеми скоморохами. Его ждали, к нему готовились, с
мыслью о нем жили. Это была одна из психологических установок жизни
дорожного человека, что означает, что они специально готовились к уходу в
Мир иной через ворота того Храма, который раскинул свой свод над алтарем
дороги. И это не имеет отношения к оценке такого социального явления, как
разбой, но если ты всю жизнь знаешь, что уйдешь из нее под ножом татя с
большой дороги, и хочешь уйти светло, то ты вынужден воспринимать его
жрецом. Жрецом Смерти. Какая-то часть мистического почтения к Смерти
непроизвольно переносится на ее жреца, закладающего тебя в жертву. Ты можешь
сражаться за свою жизнь, но когда Душа твоя отлетает, ты обязан, если ты
действительно жрец плодородия, благословить Мир и открывший его двери нож.
Психологический механизм, позволявший уйти так, можно назвать Искусством
светлой смерти. Он подобен тому, как умирали русские старики, которые, за
день перед смертью, сходивши в баньку, надев чистую рубаху и улегшись под
образами, требовали: "Зовите родных прощаться - завтра уходить буду!.."
Насколько я смог понять, умение умирать светло было одним из вершинных
искусств жреческой науки, сохраненной скоморохами и офенями в Тропе.
Все время, пока я был у офеней, я все хотел найти то, на что
настроился, и в результате просмотрел многое из того, что мне предлагали.
Вот так произошло и с их пением. Поют себе старички и поют. А у меня с
детства вместо слуха лишь страх петь. А когда эти проблемы снялись, было уже
поздно. И вот теперь нам на новой Тропе приходится все восстанавливать по
крохам. Мы сумели разыскать многие из их песен. Впрочем, в их репертуаре
было не так уж много особенных песен. Они пели любые песни, которые пелись.
Гораздо специфичнее была их манера исполнения. Она-то и есть главная тема
этой статьи.
Свое пение мои старички называли Духовным. Я долго не обращал внимания
на то, как они пели. Для меня это был своего рода фольклорный довесок к
"настоящему", которое я хотел найти. Но однажды летом 1989 года в одной
деревушке Ковровского района мне удалось собрать вместе сразу троих, причем
одну бабушку, тетю Шуру, я приволок на удачно подвернувшейся машине аж из
Савинского района. В какой-то момент они решили спеть на три голоса, "как
раньше", но сначала как бы распевались. Благодаря этому я впервые имел
возможность не только услышать их "духовное пение", но и увидеть саму
систему входа в состояние такого пения. Они запели какую-то народную
свадебную песню, которую я пока еще больше нигде не встречал. Я внутренне
заскучал и приготовился пережидать время, пока снова не представится
возможность задавать вопросы об офенском прошлом. Начало сразу же не
заладилось, наверное, потому, что они давно не пели вместе. На мой взгляд,