"А.Андреев. Очерки русской этнопсихологии" - читать интересную книгу автора

пойду!" - решил я и именно после такого решения начал подниматься с лавки!
Но Степаныч поднял руку ладонью ко мне, и я понял, что что-то мешает мне
распрямиться. В первый миг мелькнула мысль, что я зацепился за что-то
одеждой, но я тут же ее отбросил, потому что ощущения были совсем другими. В
следующий миг я подумал, что приклеился штанами. Но то, что меня удерживало,
было не сзади,- я в него упирался! Что-то мягкое и упругое, исходившее из
его ладони. Вот тут сравнение с управляемой кошкой снова вернулось, и я
рванулся, но в результате лишь отлетел на скамью. Это было мое первое
столкновение с накатом - так называли в Тропе бесконтактное воздействие. Я
не знал ни силы такого воздействия, ни своих возможностей, но я дрался! Я не
хотел сдаваться, я, что называется, озверел и раз за разом молча бросался на
эту невидимую стену, чтобы снова быть отброшенным на скамью. Ничего не
получалось, но я подумал, что если я сдамся, я потеряю веру в себя, и начал
драться с еще большим остервенением. Если бы я тогда прорвался, я бы точно
избил Степаныча до полусмерти. Но все мои рывки и скачки заканчивались на
лавке, и я внезапно начал чувствовать отчаяние. В следующий миг пришла боль
от того, что я ощущал себя смешным из-за этих телодвижений. В молодости я
много дрался, бывало, что и получал, но когда я осознал, как со мной
обходится этот старик, и насколько бесполезны все мои усилия, мелькнула
мысль, что я могу и не выжить! Очевидно, мысли о смерти очищают, потому что
после нее голова стала ясной, и мне захотелось научиться этому. И тут же
Степаныч опустил руку.
- Сознание у нас у всех, можно сказать, одинаковое,- сразу же заговорил
он, не давая мне снова скатиться в переживание собственной униженности.-
Мышление разное... Точнее, осознавание. А! Потом. Давай, смотри лучше... а
то запутаешься только!
Степаныч терпеть не мог рассказывать. Он или издевался надо мной, или
показывал и учил работать. Рассказывал и объяснял впоследствии следующий
учитель, Дядька. Степанычу же словно было некогда.
Он встал и пригляделся ко мне внимательно. Я каким-то образом понял его
вопрос и ответил:
- Я в норме, давай,- и мне показалось странным, как легко в этом
состоянии я простил его за разрушение моей личности, но тут до меня дошло,
что это всего лишь необходимая часть моего первого посвящения.
И тогда Степаныч раскрыл руки и начал двигаться вокруг меня. Что это
было! Он действительно лепил меня как воск, и я знаю теперь, что должна
чувствовать горячая свечка. Голова сохраняла пришедшую ясность и
спокойствие. Лишь изредка мелькала мысль: не потерять бы, не выпасть бы
только в жалость к себе или в обиды. Но заряд был настолько силен, да и
интерес тоже, что меня хватило еще на целую ночь работ.
Это было долгое и завораживающее священнодейство, которое не только
описать, вспомнить сейчас почти невозможно. В нем больше не было ничего
пугающего, хотя, как я сейчас понимаю, я утерял на то время и личность и
мышление. Но зато я обрел видение, и оно со всей очевидностью показывало,
что в пространстве вокруг разлита некая тонкоматериальная среда, плотность
которой меняется по мере приближения к моему телу. Но и само тело есть лишь
ее продолжение.
- Вот сознание,- сказал в какой-то миг Степаныч, убедившись, что я
вижу.- И тело сознание, створожившееся сознание...
- Степаныч,- спросил его я, переполненный радостью откровения,- а как