"А.Андреев. Этнография" - читать интересную книгу автора Он заржал. Другого слова не подберешь.
- Вот и все?! - Угу! - подтвердил я. - Ну, это большое достижение народного хозяйства! - заявил он. Хотя, может, и не совсем это, потому что у него это прозвучало как-то ядовитей: да ты просто победитель Соцсоревнования! На мелочи не размениваешься! Называй на "ты"! Во мне аж что-то лопнуло или взорвалось. Такая Задача и так просто решилась! И ведь действительно такая мелочь, если поглядеть на нее из-за преодоления. Какое-то время я сидел ошарашенный, будто усваивая произошедшее телом, а потом мне стало хорошо. Мы долго и хорошо разговаривали и смеялись. И Степаныч почему-то не начинал никаких работ, хотя обычно он мне покоя не давал ни минутки. Мы просто сидели и болтали о пустяках. Причем долго болтали, как редко бывало. Наконец возбуждение начало проходить, и я почувствовал, что хочу есть. Но Степаныч словно и не замечал ничего. Все болтал и болтал. Я всегда с собой привозил продукты, когда ехал к нему. Тогда с питанием в деревнях было плохо. Но при этом я все равно оставался предельно уважительным к хозяину и без спросу, как говорится, ни за что бы не позволил прикоснуться даже к своим привезенным продуктам после того, как отдал их. Да что отдал, даже если бы у меня оставался запас в рюкзаке, мне нее равно было бы неловко поесть одному. Это все равно как в пионерском лагере есть привезенные подарки ночью под одеялом тайком от товарищей. Ну, а уж чтобы залезть в горшок или кастрюлю Степаныча, и речи быть не могло. И вот я сижу и чувствую, что Степаныч заболтался и забыл и о завтраке, все разглагольствовал о том, что для видения нужно быть искренним и не сдерживать свои внутренние позывы, то есть что хочешь, то прямо и говорить или делать. Тогда, мол, видение начнет получаться само. Ты даже как бы и видеть не будешь. Просто будешь действовать так, словно видишь. В отношении розги это означает, что ты, может, и не будешь ее видеть, но как только у тебя появится тончайшее желание отойти, ты позволишь этому желанию выскочить и отойдешь. И это будет как раз тот миг, когда тебя били розгой. Меня вдруг пробил жар. Оказывается он уже несколько часов с видом деревенского дурака не просто треплется, а говорит прямо о том, что происходит со мной. Ведь вот я сижу, хочу есть и не могу этого сказать! Меня даже затрясло немножко, словно озноб какой вышел из глубины души. Помню, я поднял голову и сказал: - Степаныч! А как насчет немножко перекусить? Он вдруг, совершенно не меняя радужного выражения, стукнул меня обратной стороной ладони по лицу. - Вы... ты чего? - растерянно спросил я. - Это я не тебя, - ответил он что-то дикое и махнул рукой. Я на какое-то время опешил, потом подыскал для себя объяснение - может, это он муху или комара бил, и успокоился. Степаныч тем временем опять принялся говорить и предложил: - Ну что, может, прогуляемся? - Да, - ответил я. - А как насчет сначала перекусить-то? - Что перекусить-то? - переспросил он. - Ну, я имею ввиду, не позавтракать ли нам? |
|
|