"А.Андреев. Этнография" - читать интересную книгу автора

- Душе? - переспросил он, точно подслушав. - Так о ком мы заботимся,
когда любим телесные наслаждения? Ради кого мы ими захлебываемся? Ради тела,
чтобы оно обжиралось, или ради души, чтобы ей эту телесную боль с собой не
уносить?
И что же тогда Дух? Чем его можно сломить? Угрозой телесных пыток. И
угрозой загробных мук. Так? Значит, он вне этого? Он и не в теле, и не в
душе? Через них до него можно добраться, но он за ними? Это один вопрос. А
вот следующий.
- Через что можно добраться до Духа, ясно. А кто может до него
добраться?
- Я.
- Верно, Я. Причем, просто приняв решение сдаться. Про тебя после
скажут: сломался. Но ты знаешь, что это ты сломал собственный Дух. А что ты
на самом деле сделал? Избрал не терпеть какие-то муки. Либо телесные, либо
душевные. Просто избрал, принял решение. И вот еще вопрос. А какое решение
ты принял?
- Получается, что я принял решение отказаться от Духа и жить либо в
теле, либо в душе?...
Прозвучало это у меня как-то жалостно. Дядька даже засмеялся.
- Да ладно, не расстраивайся так! Ты принял всего лишь одно простейшее
решение: мое время не пришло, и я пока поживу здесь. Не слишком ли ты о себе
мнишь - от Духа он отказался! Для того, чтобы отказаться от Духа, надо быть
хозяином и себе и ему, а ты хозяин?
Я только пожал плечами: а что на такое ответишь?!
- Не знаешь? Вот то-то и оно!...
Вот с этого и началось для меня самопознание, которому я являюсь
хозяином.

Глава 7. Поханя. Любки

Поханя был моим последним учителем. К нему я пришел учиться Любкам, а
не самопознанию. Любки - это вид единоборства, воинское искусство. Драться
на любки - такое понятие известно любому русскому, по крайней мере, живущему
на Верхневолжье. На любки, значит, бережно, щадяще, не причиняя увечий. Но у
Мазыков Любки превратились в утонченную школу, поэтому я использую это слово
как название. И Поханя был мастером Любков.
Поханя неоднократно приходил к Дядьке, когда я бывал у него. И даже
как-то был у Степаныча. Так что я ощущал себя у него старым знакомым и знал,
что спрашивать, и у него, и у его жены тети Кати. И я в первый же свой
приезд уверенно попросил его учить меня Любкам, при этом сам отчетливо
понимая, что Любки - это боевое искусство. Что-то вроде русского мягкого
стиля, как сейчас говорят.
Поханя был человек очень мягкий и даже, пожалуй, ласковый. Это при том,
что прозвище Поханя означает то же самое, что и Пахан у воров. А прозвище
это было не случайным, он действительно был еще до войны избран стариками
вожаком любошников и подпоясан особым поясом - вязаными из цветных нитей
вожжами. Лично у меня сложилось впечатление, что эта ласковая мягкость и
паханство как-то были связаны. Но как бы там ни было, Поханя никогда не
пугал, как Дока Степаныч, и никогда не ругался, как Дядька. И уж тем более
никогда не бил меня костяшками пальцев по тупому лбу.