"А.Андреев. Этнография" - читать интересную книгу автора

Он не отказывал ни в одной просьбе и как бы наслаждался всем, что делал
со мной. Но это вовсе не означает, что делал он то, что я хотел или как я
это представлял. Мы почти все время работали не с тем, что я просил, и я
даже не замечал, как это получалось. И началось это прямо с первой встречи.
Я пришел. Поханя меня узнал, познакомил с тетей Катей, крошечной
живенькой женщиной, которая мне очень понравилась. Язык не поворачивается
назвать ее старушкой или бабушкой, хотя ей было за восемьдесят. Они меня
накормили. Мы попили чаю, поговорили о Дядьке, Степаныче, о бабе Любе -
повитухе, к которой я ездил весь предыдущий год изучать родовспоможение. А
потом я попросил поучить меня Любкам.
- А пойдем, пойдем, - тут же охотно согласился Поханя. - Давай вот
здесь, у нас, вишь, все убрано, чтобы пошире было. Мы с бабкой иногда
возимся...
В горнице, где мы пили чай, действительно не было ничего, кроме стола,
пары стульев и скамьи под окнами. Мы отодвинули стол и получился небольшой
зал для движений.
- Я даже полы укрепил, - рассказал Поханя. - Подвел столбы, положил
балки поперек половиц. Чтоб не гуляли. Ну, чего тебе показать?
- Что-нибудь начальное, - пожал я плечами.
- Начальное! - засмеялся он тихонько. - Тут ведь сразу и не придумаешь,
что начальное... Ну, бей меня, что ли... Драться давай.
Я встал в стойку и начал "двигаться", как это называлось, когда я
занимался в карате. Надо сказать, что у меня к этому времени была кое-какая
подготовка в боксе, самбо и восточных единоборствах. Ну и изрядный опыт
уличных драк. Поэтому и "подвигаться" для меня означало не драться, а играть
в искусственный бой, обозначая удары и демонстрируя собственное искусство.
Надо сразу сказать, что Похане нужно было не это. Ему нужно было настоящее.
Забегая вперед, скажу, когда я в попытке понять, что же ему нужно,
хотел врезать, как в уличной драке, он просто мгновенно исчез из моей
досягаемости и засмеялся:
- Ты что?! Убьешь меня, кто тебя учить будет? По-настоящему, это не в
озверении и не насмерть. Учись удары класть на кожу и вообще без вреда. А ты
то сдерживаешься, то зверь зверем, а тебя-то и нет. Любки у тебя пойдут,
только когда ты себя найдешь...
Вот так Любки для меня стали долгим поиском себя. Но об этом я расскажу
как-нибудь особо, потому что это было еще впереди. А в тот раз до этого не
дошло.
Едва мы начали "двигаться" или "драться", как Поханя ткнул куда-то
возле моей головы:
- У тебя склянь.
Я уже говорил, что собирал и изучал ремесла. В том числе учился и
выделке шкур. Поэтому я знал слово, которое он сказал. Склянью скорняки
зовут ороговевший участок выделанной шкуры. Такой участок становится твердым
и хрупким, как стекло, и при перегибах ломается, портя кожу. Это-то я
понимал. Но я напрочь не понимал, что имеет ввиду Поханя. Какая у меня,
живого человека, может быть склянь. И куда он тычет пальцем.
А Поханя между тем снова выдвинул стулья и уселся за столом. Любки
уверенно закончились не начавшись. Я сел напротив его.
- Чего тут у тебя? - Повторил он, показывая глазами влево вверх от моей
головы.