"Леонид Андреев. Алеша-дурачок" - читать интересную книгу автора

Я топнул ногой, хотел кричать что-то, но Василий схватил меня за руку и
быстро потащил к дверям. Последнее, что донеслось до меня из хаты, был
возглас молодого человека:
- На чаек бы с вас! - Н о потом: - Эх, барин, чай пьет, а пузо
холодное!..
- Но ведь она била его, Василий, била! - кричал я, жмуря изо всех сил
глаза и обеими руками дергая Василия за поддевку. - Ведь била!
- Ну, нечего, нечего, не плачь. Ему дело привычное...
- Да как привычное! Ведь она сильная, ты не знаешь. Ему больно было...
Василий отвел меня в наш приют дружбы и долго успокаивал, рассказывая
разные небылицы про ум мерина Васьки, обещаясь наказать Акулину, и прося не
забыть принести папирос. Понемногу я пришел в себя и решился отправиться в
дом, но уходя, спросил:
- А что это значит: барин чай пьет, а пузо холодное?
- Да так, - дурак говорит, плюньте.
Но я не удовлетворился этим и долго размышлял, ощупывая живот: "это и
правда, чай я пью горячий, а живот у меня холодный?"
Но эти не лишенные глубокомыслия размышления были нарушены жесточайшим
нагоняем, которым наградил меня отец, узнавший всю эту историю с рублем.
Дня через два я снова увидел Алешу стоявшим у нашего крыльца в той же
позе тоскливой безропотности и глубокой, животной покорности судьбе. Длинные
большие руки бессильно висели вдоль хилого, понурившегося тела, та же
жалкая, просящая улыбка застыла на его губах. Смущенный, потому что мне
строго-настрого приказано было бросить эту "затею" с Алешей, я быстро сбегал
на кухню, принес большой кусок хлеба и, торопливо сунув в руку Алеши,
ласково попросил его уходить.
- Ступай, Алеша, голубчик, ступай. Папа не велел ничего тебе давать.
Вероятно, слово "ступай" было знакомо Алеше лучше всяких других, потому
что он тотчас же сошел с крыльца и снова тихой, странной походкой отправился
домой. И опять я долго смотрел ему вслед, но на этот раз мне уже не хотелось
торопить его, и смутное сознание царящей в мире несправедливости
закрадывалось в душу.
С того дня я влюбился в Алешу. Нельзя дать другого названия тому
чувству страстной нежности, какая охватывала меня при представлении его
лица, улыбки. В классе на уроках, дома на постели я все думал о нем, и мое
детское сердце, еще не уставшее любить и страдать, сжималось от горячей
жалости. Приходилось мне еще несколько раз видеть Алешу, стоящим и
безмолвно, терпеливо дожидающим у чьих-нибудь дверей. Скованный строгим
приказом, я только издали провожал Алешу любовным взглядом. С Василием я о
нем уже не говорил, так как вместо прежних шуток Василий резко заметил мне,
что таких Алеш много и про всех не наплачешься.
Недели через две-три начались морозы, и река стала. С толпой ребятишек,
составлявших мою обычную свиту, я отправился на лед кататься. День был
воскресный, погожий, и на берегу толкалось порядочно пьяного, гулящего люда.
Кое-где поскрипывала гармоника, невдалеке начиналась драка, - уже вторая по
счету. Но мы, ребята, ничего этого не слышали и не видели, до самозабвения
увлеченные своим занятием. Лед, чистый и гладкий, как зеркало, был еще
совсем тонок, так что брошенный на него камень прыгал со звонким, постепенно
стихающим гулом. Местами лед даже гнулся под ногами, и когда кто-нибудь из
нас, задрав ноги кверху, с размаху стукался затылком, на льду образовывалась