"Леонид Андреев. На станции" - читать интересную книгу автора

Леонид Николаевич Андреев

На станции

Была ранняя весна, когда я приехал на дачу, и на дорожках еще лежал
прошлогодний темный лист. Со мною никого не было; я один бродил среди пустых
дач, отражавших стеклами апрельское солнце, всходил на обширные светлые
террасы и догадывался, кто будет здесь жить под зелеными шатрами берез и
дубов. И когда закрывал глаза, мне чудились быстрые веселые шаги, молодая
песня и звонкий женский смех.
И часто я ходил на станцию встречать пассажирские поезда. Я никого не
ждал, и некому было приехать ко мне; но я люблю этих железных гигантов,
когда они проносятся мимо, покачивая плечами и переваливаясь на рельсах от
колоссальной тяжести и силы, и уносят куда-то незнакомых мне, но близких
людей. Они кажутся мне живыми и необыкновенными; в их быстроте я чувствую
огромность земли и силу человека, и, когда они кричат повелительно и
свободно, я думаю: так кричат они и в Америке, и в Азии, и в огненной
Африке.
Станция была маленькая, с двумя короткими запасными путями, и, когда
уходил пассажирский поезд, становилось тихо и безлюдно; лес и лучистое
солнце овладевали низенькой платформой и пустынными путями и заливали их
тишиной и светом. На запасном пути, под пустым заснувшим вагоном, бродили
куры, роясь около чугунных колес, и не верилось, глядя на их спокойную,
кропотливую работу, что есть какая-то Америка, и Азия, и огненная Африка...
В неделю я узнал всех обитателей уголка и кланялся, как знакомым, сторожам в
синих блузах и молчаливым стрелочникам с тусклыми лицами и блестящими на
солнце медными рожками.
И каждый день я видел на станции жандарма. Это был здоровый и крепкий
малый, как все они, с широкою спиною, туго обтянутой синим мундиром, с
огромными руками и молодым лицом, на котором сквозь суровую начальственную
важность еще проглядывала голубоглазая наивность деревни. Вначале он
недоверчиво и мрачно обыскивал меня глазами, делал недоступно строгое, без
послаблений, лицо, и, когда проходил мимо, шпоры его звучали особенно резко
и красноречиво, - но скоро привык ко мне, как привык он к этим столбам,
подпирающим крышу платформы, к пустынным путям и заброшенному вагону, под
которым копошатся куры. В таких тихих уголках привычка создается быстро. И
когда он перестал замечать меня, я увидел, что этому человеку скучно -
скучно, как никому в мире. Скучно от надоевшей станции, скучно от отсутствия
мыслей, скучно от пожирающего силы безделья, скучно от исключительности
своего положения, где-то в пространстве между недоступным ему станционным
начальством и недостойными его низшими служащими. Душа его жила нарушениями
порядка, а на этой крохотной станции никто не нарушал порядка, и каждый раз,
когда отходил без всяких приключений пассажирский поезд, на лице жандарма
выражались расстройство и досада обманутого человека. Несколько минут в
нерешимости он стоял на месте и потом вялою походкою шел на другой конец
платформы - без определенной цели. Дорогою на секунду останавливался перед
бабою, ожидавшей поезда; но баба была как баба, и, нахмурившись, жандарм
следовал дальше. Потом он садился вяло и плотно, как разваренный, и
чувствовалось, как мягки и вялы под сукном мундира его бездеятельные руки,
как в мучительной истоме безделья томится все его крепкое, созданное для