"Леонид Андреев. В Сабурове" - читать интересную книгу автора

- Восемь! - считал Григорий, опуская голову на грудь и засыпая. -
Двенадцать!..
Через несколько дней Пармен ушел. Григорий во все эти дни избегал
всякого с ним разговора; Пелагея тоже не удерживала и только твердила:
"Голова моя горькая"; Митька делал вид, что ничего не замечает. Только
Санька заревела белугой, узнав, что дядя Безносый уходит.
- A c кем я у поле поеду! - вопияла она, энергично вцепившись в
Парменов полушубок.
В эту ночь, первую, проведенную без Пармена, она долго хныкала,
вспоминая свою горькую участь. Побитая матерью, она наконец заснула, но
часто вскрикивала спросонья и стонала.
Пармену удалось пристроиться сторожем в Шаблыкинском лесу, начинавшемся
почти у самого села. Долгую эиму Пармен слушал по ночам волчий протяжный
вой, пока не подошла весна, принесшая с собой жизнь для всей природы.
Пробудилась жизнь и в окаменелом Пармене. Проваливаясь по колена в мягкий
снег, под которым стояла чистая, прозрачная вода, Пармен пошел в гости к
Пелагее, но был встречен недружелюбно. Так и ушел он смущенный и потерянный.
Но с тех, пор по ночам часто бредил он вокруг темной хаты.
Страстная неделя кончалась. Вечером в субботу Пармен отправился в
церковь, захватив с собой кулич, спеченный ему одной бабой с села. От
сторожки до Сабурова было версты две, сперва лесом, потом полем, покрытым
оврагами и водомоинами. Когда Пармен вышел из дому, темень была такая, что
хоть глаз выколи. Звезд и тех не видать было, хотя небо было безоблачно.
Воздух стоял теплый, слегка сыроватый от испарений, поднимавшихся с
оттаявшей, но не просохшей еще земли. Отовсюду окрест доносился тихий и
ровный звук журчащей по межам воды. Разом на Пармена пахнуло свежестью и
легким холодком: то потянуло ветром из глубокого оврага, еще наполовину
полного снегом. На дне его, между отвесных стен, чуть слышно бурлила вешняя
вода. Из беспросветно-черной дали доносился неясный гул и треск, то
усиливаясь, то затихая, - это сталкивались, налезали друг на друга и
ломались льдины на широко разлившейся Десне. Гул становился все яснее и
громче, по мере того, как Пармен приближался к высокому нагорному берегу, по
которому пролегала проезжая дорога. Вот уже ухо различает отдельные звуки:
слышно, как бегут одна за другой веселые, бойкие струйки и вертятся, образуя
водовороты; слышится, как разогнавшаяся большая льдина врезывается с треском
в землю, выплескивая с собой волну. Берег круто заворачивает и открывает вид
на церковь. Верх ее теряется в темном небе, но внизу ярко горят освещенные
окна и дрожащими, колеблющимися пятнами отражаются на темной, движущейся
поверхности многоводной реки, на много верст затопившей луговую сторону.
Церковь была полна. Тоненькие восковые свечи горели тусклым, желтоватым
огоньком в душном, спертом воздухе, полном запаха овчины. Сквозь
неопределенный шуршащий звук, издаваемый толпой, прорывался страстный
молитвенный шепот. Пармен стал в притворе, куда чуть слышно доходил
протяжный голос священника. Звучало радостное пение:
"Христос воскрес из мертвых"...
Сгрудившаяся в притворе, толпа всколыхнулась и сжалась еще более, давая
дорогу причту. Прошел в светлых ризах священник; за ним, толкаясь и
торопясь, беспорядочно двигались хоругвеносцы и молящиеся. Выбравшись из
церкви, они быстро, почти бегом троекратно обошли ее. Радостно возбужденное,
но нестройное пение то затихало, когда они скрывались за церковью, то снова