"Леонид Андреев. В Сабурове" - читать интересную книгу автора

Пармен, в противоположность былой мнительности, ставший доверчивым даже
до легкомысленности, ничего этого не замечал. Раз Григорий, уже
семнадцатилетний здоровый малый, пришел домой особенно злой.
- Послушала бы, что люди-то говорят, - сказал он матери. - "У тебя,
говорят, заместо отца Безносый". Ребята засмеяли, проходу не дают. Пожил,
пора и честь знать.
Чуть ли не каждый день Григорий стал возвращаться к разговору на тему
"пора и честь знать". Пелагея возражала, но с каждым разом все слабее. Ей
самой начинало казаться странным хозяйничанье Пармена. "И чего он тут в
самделе? - думала она, глядя на чужую, отвратительную физиономию Пармена,
который, ничего не подозревая, с топориком охаживал кругом плетня. - Ишь
колотит, кабудь и вправду мужик". Митька, парень болезненный и ко всему
равнодушный, делал вид, что не замечает озлобления брата.
Было это осенним вечером, в воскресенье. Пармен, благодушествуя, сидел
в избе за чаепитием. Тряпочку, которой обвязывался его нос, дома из экономии
он снимал, и теперь лицо его, покрытое красными рубцами, лоснилось от пота и
было неприятнее обыкновенного. Потягивая из блюдечка жиденький чай, отдающий
запахом распаренного веника, Пармен думал о Саньке, где-то гулявшей с
девчонками, удивлялся этому невероятному мужику, Пармену, который пьет
сейчас такой вкусный чай И так незаслуженно счастлив, размышлял о том, с
чего он начнет завтрашний рабочий день... Вошел Григорий, хмельной и
решительный. "Эк подгулял парнюга, - усмехнулся Пармен. - Пущай: это он силу
в себе чувствует". Не снимая шапки, Григорий остановился перед Парменом. На
губах его блуждала пьяная усмешка.
- Проклаждаетесь? Чай, значит, распиваете. Так. А на какие-такие
капиталы?
Пармен, продолжая улыбаться, хотел что-то сказать, но Григорий прервал
его:
- А ежели скажем так: вот бог, а вот и порог. По-жалте, как ваше
здоровье?
В глазах Пармена мелькнул испуг, хотя губы все еще продолжали кривиться
в улыбку. Григорий, пошатываясь, подошел к Пармену вплотную, вырвал блюдце и
выплеснул чай.
- Довольно-таки покуражились. Достаточно. Прямо так скажем: пора и
честь знать. А нам безносых не надоть. Пож-жалте! Пофорсили - и будет. А
вот, ежели угодно... раз! - Григорий сорвал с крюка армяк Пармена и бросил
его на пол. - Два! - За шапкой последовал пояс, потом сапоги, которые
Григорий с трудом достал из-под лавки. - Три! Четыре! - Пармен, раскрыв рот,
смотрел на парня. Пальцы, в которых он держал блюдце, так и остались
растопыренными и дрожали. Вдруг он смутился, из бледноты ударился в краску и
засуетился, собирая разбросанные вещи.
- Ты что же это, пьяница, делаешь? - заголосила Пелагея, которой стало
жаль Пармена.
- А вы, маинька, не суйтесь. Ваше дело бабье, а ежели желаете, то
вот... Семь! - Григорий выказал намерение сбросить еще что-то, но пошатнулся
и плюхнулся на лавку.
- Что ж это, ничего, - бормотал Пармен: - это правильно. Волчанка
съела. Я уйду.
- Да плюнь ты на него непутевого, - причитала Пелагея. - Ишь,
буркалы-то налил. Головушка моя горькая, доля ты моя бесталанная!..