"Леонид Андреев. Из жизни штабс-капитана Каблукова (авт. сб. Рассказы и повести)" - читать интересную книгу автора

Кукушкина и вызвать в нем более активное отношение к действительности,
Николай Иванович поднес ему чашку водки, мотивируя свое предложение
ссылкой на мороз. Кукушкин, перекрестившись, выпил водку, но не крякнул и
не сплюнул, и не поблагодарил, как то следовало по его установившимся
привычкам, но лишь обтер губы с таким ожесточением, как будто ему хотелось
уничтожить и след своей позорной уступчивости. Через несколько минут с
силой хлопнула кухонная дверь.
"Что за муха его укусила? - подумал капитан. - Был малый как малый, а
теперь прямо ошалелый какой-то, Третьего дня сгрубил. Хозяйка жалуется.
Ну, да черт с ним. Буду лучше думать о том, как хорошо и весело пройдет
завтра вечер".
Выпив еще две рюмки водки, погуляв по комнате, заглянув в замерзшее
окно, с подоконников которого уже начала стекать вода, Николай Иванович
взял маленький ящичек и присел на нем у бурчавшей и шипевшей печки. В
открытую дверку на него пахнуло жаром. Шипение стихло, и желтые языки
пламени, лениво нагибаясь, облизывали обуглившиеся поленья.
Прошло двадцать лет с тех пор, как Николай Иванович таким же образом,
на ящике, сидел у печки.
Тогда он только еще попал в этот мерзкий городишко и в эту несчастливую
дивизию, где офицеры так живучи и движение вперед так медленно. Тогда у
него не было лысины и этого красного, обрюзглого лица. Другим языком
говорил тогда этот огонь, таким приятным жаром обдающий лицо. Тот язык был
менее понятен, чем настоящий; глупый и смешной то был язык. Он говорил об
академии, куда поедет учиться Николай Иванович; он тихо и загадочно шептал
о какой-то красивой и хорошей девушке, которая его полюбит; он рисовал
живые картины веселого шумного бала, на котором стройный офицер с
затянутой талией ловко отбивает такт мазурки и ведет остроумную и
интересную беседу.
Танцы... Какая смешная вещь танцы!
Николай Иванович оглядел свой округлившийся живот и, вообразив себя
танцующим и беседующим с барышней, улыбнулся.
- А разве теперь не хорошо? Ей-богу, хорошо! - возразил кому-то капитан
и в доказательство, что ему хорошо, выпил еще рюмку водки, но к печке
присаживаться не стал. Ходить по комнате оказалось разумнее.
Мысли пришли обычные, спокойные, ленивые - о том, что жид Абрамка
поручику Ильину лакированные сапоги испортил; о том, сколько он будет
получать денег, когда будет ротным командиром, и что казначей хороший
человек, даром что поляк.
Последние годы Николаю Ивановичу усиленно приходилось доказывать, что
ему живется хорошо, так, как нужно жить. Но доказательства принимались
туго, пока капитан не обзавелся могучим союзником - графином.
Когда с утра он выпивал две-три рюмки водки, все становилось ясным,
понятным и простым. Не поражала своим убожеством грязная, пустая комната;
не замечалось и того, что сам он стал нечистоплотен и ленив: по неделям не
меняет белья, ленится чистить ногти, а когда и замечалось, то тут же
опровергалось резонным соображением: "ведь мне за барышнями не ухаживать!"
Легче было и дело делать спустя рукава; не так обидно казалось и то, что
он в пятьдесят лет штабскапитан, тогда как иные товарищи его по выпуску
уже полковники, а то и генералы. Переставало грызть бесплодное сожаление о
том, что он четверть века убил на бессмысленную шагистику, в мелкой погоне