"Леонид Андреев. Из жизни штабс-капитана Каблукова (авт. сб. Рассказы и повести)" - читать интересную книгу автора

претворяясь в чувства, которые ей редко суждено будить в душе
человеческой: чувства жалости, любви и раскаяния. Никому он, капитан, не
нужен; ничья не просветлеет душа при виде его расплывшейся, пьяной и
грязной физиономии. Не обовьются вокруг его толстой, апоплексической шеи
мягкие ручки, не прижмется нежная щека к его колючему подбородку.
У других хоть собака есть, которую они любят и которая любит их. По
странному сцеплению мыслей капитан вспомнил Кукушкина, За что Кукушкин
будет любить его? Кукушкин.., а что такое, собственно, этот Кукушкин?
Грузно поднявшись со стула, капитан взял лампу и отправился в кухню.
Денщик спал, запрокинув голову, В левой руке он еще держал сапог, правая,
тяжелая, свесилась с лавки. Лицо было бледно и болезненно.
Капитан первый раз видел, как спит Кукушкин, и он показался ему другим
человеком. Впервые он заметил на этом молодом, безусом лице морщинки, и
это лицо с морщинками, с одной несколько приподнятой бровью, казалось
капитану незнакомым, но более близким, чем то, которое он видел ежедневно,
потому что было лицом человека. Впечатление было настолько ново и странно,
что Николай Иванович на цыпочках вышел из кухни и с недоумевающим видом
огляделся вокруг: ему показалось, что и комната не та.
Прошло полчаса. По комнатам пронесся зычный зов:
- Кукушкин!
Но в сиплом голосе звучали новые, незнакомые ноты.
Кукушкин зашевелился и после нового крика, осторожно стукая каблуками,
пошел в комнату. Потупив голову, он стал у порога и замер. И на этого
жалкого человека капитан мог сердиться!
- Кукушкин!
Пальцы денщика слегка зашевелились и снова оцепенели.
- Украл деньги?
- Украл... не... не...
Голос Кукушкина дрогнул, и пальцы зашевелились быстрее. Капитан молчал.
- Значит, теперь судить тебя будем?
- Ваше благородие... Не дайте погибнуть...
Капитан быстро вскочил и, подойдя к Кукушкину, взял его за плечи.
- Дурак ты, дурак. Да разве же я и вправду? Эх, ты! - Капитан дернул
Кукушкина и, повернувшись, подошел к окошку, точно в эту темную
рождественскую ночь можно было хоть что-нибудь увидеть на улице. Но
капитан увидел и, поднеся руку к лицу, смахнул чтото, что мешало видеть
яснее.
- Ваше благородие...
В голосе денщика слышалось то самое, что так удачно смахнул капитан.
Жирная спина капитана была неподвижна.
- Ну что? - глухо донеслось от окна.
- Ваше благородие... Накажите меня.
- Будет, будет глупости говорить.
Николай Иванович обернулся, и Кукушкин, с размаха бросившись на колени,
хотел обнять его ноги. С выражением растерянности, страдания и умиления на
оплывшем красном лице капитан приподнял его, неловко поцеловал в стоявшие
дыбом волосы и, отрывая руку от его губ, шутливо и сконфуженно отпихнул от
себя,
- Пошел, пошел!.. Что я поп, что ли? Налей-ка водки в графинчик! Живо!
Одна нога там, а другая здесь.