"Леонид Андреев. Из жизни штабс-капитана Каблукова (авт. сб. Рассказы и повести)" - читать интересную книгу автора

роду воров не было, а я украду. Да расказнить его мало за это. И что
человек подумает", - неискренно улыбнулся Кукушкин и ускорил шаги. Но
четвертная бумажка шевелилась в кармане, а изнутри что-то толкало - и
вытолкнуло ответ:
- Скажу, что потерял"
"С нами крестная сила!" - еще раз воскликнул Кукушкин и с испугом
бросился в первые попавшиеся двери. То были двери трактирного заведения,
Разгневанный и обеспокоенный Николай Иванович оповестил собиравшихся к
нему офицеров, что денщик его с деньгами пропал, и, вернувшись домой,
нашел пропавшего денщика в кухне. Кукушкин сидел на лавке и, покачиваясь и
клюя носом, усердно ваксил капитанский сапог.
- Ты где это, мерзавец, пропадал? Пьян?
- Ни-к-как нет, вашбродь.
- Как стелька.." Да как же это ты смел напиться? а?
- На свои пил, не на ваши.
- Что? Грубиянить? А покупка где, а деньги где?
- Потерял. Вот как перед Истинным...
Капитан всплеснул руками и безмолвно устремил на денщика свои заплывшие
глазки. Если капитан в этот момент напоминал собою Наполеона, то Кукушкин
был океаном, бестрепетно сносившим взгляд владыки мира.
Осоловелые глаза денщика, с кротким спокойствием безвинно обиженного
человека, были устремлены на Николая Ивановича.
- Украл? Говори!
- Что ж, судите. Может, и украл. Человека всегда обидеть можно. -
Кукушкин заплакал.
Капитан, чувствуя, что гнев душит его, сквозь зубы прошипел:
- Спать ложись, скотина. 3-завтра в полк.
- Воля ваша, но только я занапрасно гибну.
- М-молчать! Молчать, я говорю!
Топнув ногою, капитан вышел из кухни, а Кукушкин попытался снова
приняться за сапог, но, не приняв в расчет силы инерции, последовал за
движением щетки и повалился на лавку.
Гнев капитана достиг высшего напряжения и, вылившись в бессвязных
восклицаниях, вскоре утонул в нескольких рюмках водки и сменился чувством
жестокой обиды. "Праздника - и того не дадут как следует встретить", -
сокрушался капитан, пробегая взглядом по светлой картине несостоявшегося
веселья, и она как будто потускнела. "Но я докажу, что было бы хорошо!" -
воскликнул капитан и начал доказывать. Но странное дело: чем усиленнее
капитан доказывал, чем чаще вливал он в себя аргумент из графина, тем
сомнительнее становилась истина.
"Запой!" - с ужасом подумал Николай Иванович, но сейчас же ужас этот
сменился радостью, - радостью человека, который бросается в пропасть,
чтобы избавиться от головокружения. Как бы порвав сковывавшие их цепи,
перед капитаном понеслись образы, мрачные, тяжелые и томительно-грустные.
Образ милой девушки, Долженствовавшей составить счастье капитана, всплыл
Перед ним чистый, пленительный. "Голубушка!" - с неясностью сложил толстые
губы Николай Иванович.
А за ним поплыли, поплыли другие. Капитан сидел На берегу этой реки,
уносившей в бездну его надежды и мечты о человеческом счастье, и все
грустнее и жальче Становилось ему себя. Водка убывала в графине,