"Шервуд Андерсон. Погибший роман" - читать интересную книгу автора

испробовать один трюк. Впоследствии мне приходилось слышать, что некоторые
молодые парижские поэты прибегают к подобному способу творчества и смотрят
на это совершенно серьезно.
Он решил испробовать то, что называется лавтоматическим писанием╗.
Приложив карандаш к бумаге, он предоставил ему выводить какие угодно
слова.
Конечно, на бумаге появился бессмысленный набор слов. Он бросил это
занятие.
Так сидел он на скамейке, глядя на проходивших мимо людей.
Он чувствовал себя усталым, чувствовал себя как человек, давно
влюбленный в женщину, ему недоступную.
Допустим, на пути у них стоят препятствия. Она замужем или он женат.
Они обмениваются многообещающими взглядами, но все остается как было.
Они ждут и ждут. Жизнь многих людей проходит в ожидании.
И вдруг он начал писать свой новый роман. Его сюжетом, конечно, были
мужчина и женщина, влюбленные. Какая иная тема может быть у такого
человека? Он объяснил мне, что много размышлял о жене, о своей жестокости к
ней. Он писал и писал. День сменился вечером и наступила ночь. К счастью,
светила луна. Он продолжал писать. Он утверждал, что подобного творческого
подъема не испытал за всю свою жизнь и вряд ли когда еще испытает.
Проходили часы, а он все сидел на скамейке в парке и писал, как безумный.
В один присест написал он роман и затем отправился домой.
Никогда в жизни он не был так счастлив и так доволен собой.
- Я чувствовал, что отдал свой долг жене и детям, всем и всему,-сказал
он. - Если даже они никогда об этом не узнают, что за беда?
Всю любовь, жившую в его душе, он излил в этом романе.
Придя домой, он положил рукопись на письменный стол.
Какое сладостное удовлетворение - сознавать, что ты создал нечто
действительно хорошее!
Потом он вышел из комнаты и отправился в один из ночных ресторанов,
чтобы поесть.
Насытившись, он пошел бродить по улицам. Сколько времени он бродил, он
и сам не знал.
Было уже совсем светло, когда он пришел домой и лег спать. Он проспал
весь день.
Когда он проснулся, первой его мыслью было взглянуть на свой роман.
- Я, собственно, все время знал, что никакого романа нет, - сказал он.
- На столе, конечно, кроме чистых листов бумаги, ничего не оказалось... Во
всяком случае, - закончил он,- я знаю одно: никогда не напишу я такого
прекрасного романа.
Сказав это, он рассмеялся.
Думаю, что на свете найдется не много людей, которые могут точно
сказать, над чем он смеялся.
Но зачем быть таким уверенным? Может быть, их найдется целый десяток!